Заря над степью - [196]

Аратка Алима из сомона Дэлгэрхангай Южногобийского аймака говорила просто, словно вела дружескую беседу:

— До самой революции мы с мужем батрачили. Муж пас чужих лошадей, а я — овец. Шерсть нанималась бить. Сколько шерсти прошло через эти вот руки! — Алима подняла кверху натруженные руки. — Наверно, с гору и уж никак не меньше вот этого громадного дома, в котором мы заседаем. К двадцать пятому году заработали мы с мужем всего двух верблюдов, трех лошадей да четырех овец. А теперь у нас двести девяносто семь голов скота. Места у нас травой скудные. По травинке насобирала я за лето семнадцать килограммов сена. Скот сама пасла. На обоих стойбищах мы с мужем построили два каменных загона на двести голов каждый. Скотины-то ведь прибавляется. Колодец свой вырыли. В этом году я помогала соседям в стрижке, остригла две сотни овец, двести двадцать коз и полсотни верблюдов. Всю шерсть мы с мужем сдали в кооператив. Кроме того, в помощь фронту я собрала в степи тридцать пять килограммов шерсти, оставленной скотом на колючках и на сучках саксаула. За все это признали меня передовой скотоводной и вот послали на это совещание. Вы и сами хорошо знаете, как тяжела работа скотовода. Нет покоя ни днем ни ночью, ходишь за скотом и в жгучий холод, и в палящий зной. Скот — он заботы требует. Я кормлю молодняк три раза в день. Солнышко еще только поднимается, а скот у меня уже на пастбище. И бережем мы его, летом мяса не пробуем, на одной молочной пище живем. Вот стадо-то и растет. А у тех, кто и летом режет скот наперегонки с волками, никогда стадо расти не будет. Да что много говорить! Вы все знаете, как скот растить. Вовремя нужно позаботиться, чтобы подстилка была теплая, чтобы загон и кошару не продувало ветрами. Колодцы нужны. И пастбища выбирать умеючи, и пасти надо с толком, с расчетом, следить надо, чтобы сильная скотина не оттесняла слабую от лучших мест. А главное — заботливый уход. Вот и все, что я хотела сказать.

А вечером того же дня Джамц с восхищением рассказывал Ширчину: советский посланник, оказывается, умеет читать по-монгольски.

— Сижу я в президиуме с ним рядом и вижу: берет он монгольскую газету. Я к нему поближе подвинулся. Он прочитал мне шепотом сообщение Совинформбюро и спрашивает: "Правильно я читаю?" А ведь я-то неграмотный! Стыдно стало! Сколько лет на золотой земле-матери прожил, а читать так и не научился. А советский посол по-нашему читать умеет, — радовался старик.

Ширчин тоже выступил на одном из заседаний. Он рассказал о своей жизни с малых лет, о том, как служил в армии богдо-хана. Много бед пережить пришлось. Лишь народная революция, сказал он, открыла для меня и моих детей истинный путь к настоящей жизни. Радостно сознавать, что труженик в нашей стране стал первым человеком.

В перерыве к Ширчину подошел молодой человек в военной гимнастерке, он сказал, что его хочет видеть маршал Чойбалсан, и провел взволнованного Ширчина в комнату для президиума. Маршал стоял у окна, курил и о чем-то вполголоса разговаривал с Цэдэнбалом.

— Здравствуйте, Ширчин-гуай! Прошу садиться, — указал маршал на кресло за круглым столом. Он предложил Ширчину закурить и задал по монгольскому обычаю традиционные вопросы: тучен ли у него скот, хороши ли зимние пастбища.

— Меня очень заинтересовало ваше выступление, — сказал он. — Вы рассказывали на совещании о походах на Улясутай, Кобдо, о том, как вы воевали под командованием Хатан-батора против частей китайских милитаристов. Как только окончится совещание, расскажите, пожалуйста, о тех временах моему секретарю, он запишет все это. Можно?

— Хорошо, я постараюсь припомнить. Трудно тогда было служить в цириках. Вооружены мы были плохо, кормили нас чем попало. Цирики народной армии и представления не имеют, как служилось нам при феодалах, сколько обид вытерпел беззащитный народ от угнетателей… Есть у меня, маршал-гуай, одна просьба…

— Если это от меня зависит, с радостью помогу.

— У меня два сына служат в армии. Один — врач, другой — кадровый командир. Хотелось бы мне, старику, глянуть, как живется нашим цирикам и, кстати, рассказать им, как трудно приходилось нашему брату в старой армии. Пусть молодежь не забывает, что это народ по-отечески о них заботится. Ну а они должны стараться стать хорошими воинами.

— его! Да вы агитатор! — улыбнулся Цэдэнбал.

— А как же, конечно, агитатор. Я расскажу молодым цирикам, как жилось в старой армии, и они лучше поймут, как надо ценить то, что дала нам революция.

— Правильно, Ширчин-гуай, — одобрил маршал. — Эту встречу надо устроить обязательно. Ну как, военный комиссар, — обратился он к стоявшему рядом Цэдэнбалу, — поможете нам?

— Разумеется! Я договорюсь с кем надо, и Ширчин-гуаю покажут все, что его интересует.

— А теперь Ширчин-гуая подвезти надо, делегатские машины уже ушли. Пусть подадут мою машину, — сказал маршал секретарю. — А вы не забыли, Ширчин-гуай, о нашей встрече? Благодаря ей нам удалось вовремя пресечь ряд беззаконий. Очень кстати мы с вами встретились тогда!

— Я помню эту встречу так ясно, словно она произошла вчера. Но я удивляюсь, как вы могли запомнить среди тысячи важных дел встречу с простым скотоводом!