Зарубежный детектив - [99]
Воробейчик погасил сигарету.
— Месье Перлонжур, он держал вас в своих руках. Безоружный, что вы могли против него? Ничего, не так ли? И тут случилось своего рода чудо… Разразилась гроза… Преступник на какое-то время выбыл из игры, что позволило мне добраться до квартиры Сантера и прийти к вам на помощь…
Наступило молчание.
— Подумать только, мадам, — смиренно заговорил детектив, — я дошел до того, что подозревал вас! В самом деле, я видел интерес, который вы могли извлечь, будучи женой Жернико, не думая о том, какой интерес представляло для него быть вашим мужем… Пропащая душа, вот что он такое… Подумайте о его дьявольской смелости! Он говорил Сантеру: «Ты приговорен, ты тоже осужден», зная, что тот погибнет от его руки… Я никак не мог решиться представить себе это… Такая гнусность!.. Видно, мне в самом деле многое еще предстоит узнать о жизни и о тех, для кого отнимать ее у ближних становится ремеслом!
Он встал.
— Извините, я должен покинуть вас… Уже поздно, очень поздно… Желаю вам безоблачного счастья.
Морис Периссе
Свидание у карусели
Заслонившись ладонью от слепящих лучей закатного солнца, Бертран Абади молча наблюдал за ястребом, парившим в неподвижном небе.
— Облака порозовели, — радуясь неизвестно чему, наконец сообщил он. — Завтра подует мистраль.[21]
Венсан Лардье сдвинул в кучу бумаги на столе и вышел из душного фанерного домика на террасу.
— Мистраль — не так уж скверно. Жара спадет. Лично я еле выдерживаю +35° в тени.
— В таком случае нечего было выбирать профессию инженера-строителя! Сидел бы сейчас чиновником в уютном кабинетике с кондиционером, никаких тебе неудобств! Кстати, заранее огорчу — жара продержится по крайней мере до конца августа. Выпьешь что-нибудь?
— Вот он где у меня, твой Лазурный берег, понял? — Венсан сделал многозначительный жест у подбородка. — Надоело! Разве такое небо способно разразиться дождем?!
— Стройке это не во вред! С таким опозданием, как у нас, дождь обернулся бы катастрофой. Так выпьешь или нет?
Бертран вынес на террасу стаканы, лед, виски, бутылку газировки и разместил все это на уродливом столике из белого пластика с металлической окантовкой.
— Плесни мне воды. Я, кажется, сейчас отдам богу душу!
Прямо за домиком, предоставленным в их полное распоряжение на время строительства в долине Верно, начиналось бескрайнее поле. Земля уходила легким уклоном к горизонту и там терялась в буйной зелени. Сначала виноградники, фруктовые сады, потом едва различимая из-за оград дорога, и уже за ней ощетинившееся стрелами кранов поле упиралось в берега Верно — тихого и безобидного большую часть года ручейка, который весной и осенью после ливней превращался в разъяренный поток, выходя из берегов и опустошая плодородные земли. Строителям предстояло расширить и основательно укрепить берега мощными цементными блоками, отлитыми прямо на месте, а по ним навести через реку мост под будущее шоссе.
Развалясь в креслах из такого же белого пластика и пристроив босые ноги на балюстраду, увитую пыльным диким виноградом, оба медленно потягивали питье. Венсан провел запотевшим стаканом по лбу.
— Ну и пекло! Никогда не думал, что в Йере летом все сохнет на корню! А ты еще уверял, что после пяти вечера нас будет освежать морской бриз! Хотел бы я знать, как нам удастся выдержать темп работ по графику.
— Не надоело думать о делах? Давай лучше махнем пообедать в какой-нибудь ресторанчик у моря. В июле здесь всюду гулянье, а я обожаю ходить на танцплощадки.
— С запахом жареной картошки, пережженного сахара и пыли. Нет уж, уволь! Обед на берегу моря… Три человека на квадратный метр по всей длине восемнадцатикилометрового пляжа. Ресторан наверняка придется брать штурмом!
— Только не рассказывай мне, что ты предпочитаешь остаться здесь и трескать замороженные продукты!
— Отстань!
— Дальнейшее известно: я гуляю один, а потом нахожу тебя спящим перед включенным телевизором, хотя все передачи давно уже закончились.
Как всегда, Бертран был прав, но это не могло повлиять на решение Венсана остаться в одиночестве, чтобы без стеснения слоняться полуголым по дому, допоздна сидеть на террасе и вдоволь глазеть в телевизор. То есть вести растительный образ жизни, единственно подходящий его натуре отшельника и совершенно неприемлемый для его компаньона. Пусть Бертран уходит и оставит его одного в этом унылом домишке. Все это суета сует!
— Чур, я первый принимаю душ, — сказал Бертран. — Ты — после меня. Потом оденешься, и пойдем прошвырнемся. Месье изволит?
— Не изволит.
— Не смешно!
Подвижность Бертрана, неиссякаемый мальчишеский азарт, внезапные перепады настроения всегда удивляли более зрелого и сдержанного Венсана. Он покачал головой и поставил свой стакан на столик.
— Я составлю тебе компанию… — он запнулся, — …как-нибудь в другой раз.
— А сегодня?
— Нет.
— Так и быть, пойду один! Но позволю себе заметить: месье не прав!
Лицо Бертрана, двадцатисемилетнего атлета, было усыпано веснушками, что отнюдь не портило его. Спадающие на лоб пшеничные пряди волос, темно-синие глаза, крепкие, ровные зубы, четкий рисунок губ. Бертран не зря выбрал профессию, позволяющую большую часть времени проводить на вольном воздухе и не задаваться дурацкими вопросами о смысле жизни. Как ртуть, вечно в движении, он любил встречаться и разговаривать с людьми, бегал за девушками, но не привязывался ни к одной, считая, что лучший вид благополучия — это свобода. Еще три месяца назад он даже не подозревал о существовании Венсана. Тот приехал с Севера и поступил на стройку прошлой весной. Поначалу их сблизила работа, а потом взаимная симпатия. Приятельские отношения быстро перешли в дружбу. Бертран был примерно одного возраста с Венсаном, но смотрелся на его фоне совсем мальчишкой. Сдержанность и скрытность Венсана он воспринимал как причуды старшего брата и ничуть не смущался этим. Просто Венсан был не столь общителен, и все. Внешне они тоже были разные. Венсан — невысокого роста, с правильным, но не очень приметным лицом, смуглый и темноволосый. Впрочем, о внешности своей он нисколько не заботился.
