Зарубежный детектив 1984 - [152]

На какой-то миг Плинию показалось, что выражение ее лица смягчилось и она смотрит на Доминго с некоторым состраданием.

Когда они въехали на площадь, уже был вечер. И пока Сара на самой малой скорости разворачивалась, Доминго Паскуаль, уже окончательно поверженный, направился к дверям аюнтамиенто. Поднимаясь на тротуар, он споткнулся о его край и упал на бок, прикрыв голову руками.

Плиний быстро выскочил из машины и схватил его. Доминго вспотел и задыхался. Двое караульных, которые стояли в дверях аюнтамиенто, и Плиний подняли его на ноги и буквально поволокли в здание на глазах многочисленных зевак, находившихся на площади.

Сара осталась у машины в ожидании Мануэля.

 

Несмотря на праздничный день, Мансилье пришлось приехать в то утро в Томельосо, чтобы, как он любил выражаться с присущей ему грубоватой манерой деревенского простака, «прикончить дело».

Инспектор, дон Лотарио и Плиний пили кофе, который принесли из бара «Лови» в кабинет начальника муниципальной гвардии Томельосо.

— Хотелось бы знать, Мануэль, — сказал Мансилья, прикрыв глаза, — как вы догадались, что убийство совершил этот олух Доминго Паскуаль?

— К этому выводу я пришел постепенно, Мансилья.

— Но как?

Дон Лотарио посмотрел на своего друга с нежной восторженностью.

— Меня насторожил тот интерес, который Доминго Паскуаль начал проявлять к этому делу. Зачем-то стал рассказывать нам то одно, то другое, и никогда раньше он не шаркал ногами. Как, впрочем, никогда не вмешивался в дела, которые мы расследовали у нас в городе.

— Прошу прощения, Мануэль, но что странного углядели вы в том, что он шаркает ногами?

— Мне почему-то показалось, что он начинал шаркать ногами, когда нервничал.

— Если я расскажу в Управлении безопасности в Алькасаре, что Плиний заподозрил Доминго Паскуаля в убийстве потому, что тот шаркал ногами, они все рты разинут от изумления и потребуют у начальства дать Мануэлю еще одну медаль за полицейские заслуги.

— Не надо преувеличивать моих заслуг, Мансилья... Я действительно заподозрил Доминго, но не в убийстве, а в том, что он знает гораздо больше, чем говорит. Особенно когда его сестра сказала мне, что не видела в ту ночь дона Антонио и Гомеса Гарсию. А когда она добавила, что, наверное, он сам их видел, так как поздно ложится спать и шпионит за всеми из окон своего дома и с балкона... я понял, что он врет, и решил серьезно поговорить с ним. Ну а после того, как Доминго пустился наутек, увидев меня с учительницей, а та рассказала, что он влюблен в нее, тут уж все стало ясно.

— От кого же он бежал, если в конце концов сам сдался?

— Не знаю. Возможно, его мучила совесть, и он боялся встречи с Сарой.

— Он сразу вам во всем признался?

— Да, как только уселся на тот самый стул, на котором сидите вы, Мансилья, и немного отдышался... Он сказал, что открыл решетку «люка», но доктора в подвал не толкал. Просто заранее разбил лампочку на фонаре перед винным заводом и, зная, что доктор возвращается от Сары всегда одной и той же дорогой, две последние ночи, когда тот приходил к ней, открывал «люк», а потом бегал смотреть, провалился в него доктор или нет. Но каждый раз терпел неудачу. Вероятно, Антонио шел по краю тротуара или по другой стороне улицы. И только на третий раз, ночью, в среду, пятнадцатого октября, добился своего.

— Но ведь Антонио в ту ночь тоже ушел от Сары пешком.

— Да, конечно. Но в ту ночь, судя по его словам, он не стал открывать «люк», когда доктор уходил от Сары, а открыл его, когда увидел, как тот приехал вместе с Гомесом Гарсией... Потом Доминго, как всегда, пошел посмотреть, свалился ли доктор в подвал, и, обнаружив, что свалился, закрыл «люк» решеткой.

— А как он объясняет, за что убил дона Антонио?

— Об этом он ничего не говорит. Когда я спросил, правда ли, что он влюблен в Сару, он словно в рот воды набрал. И как я ни старался, не смог выудить у него ни слова... Он преспокойненько рассказывал о том, как три ночи открывал «люк», а об этом — молчок.

— Ну и ну! А я был убежден, что доктора убил Гомес Гарсиа.

— Гомес Гарсиа был только косвенным виновником... Вот так-то. Теперь, как только судья отдаст распоряжение, можете увозить Доминго Паскуаля в Алькасар... Мне искренне жаль, Мансилья, что именно я, на которого наложена санкция, раскрыл это преступление.

— Иначе и быть не могло! — вырвалось у дона Лотарио.

— Зря вы так говорите, дон Лотарио.

— Ничего не зря, Мануэль. Дон Лотарио совершенно прав, иначе и быть не могло. Вы — лучший детектив Испании, настоящий мастер своего дела. И для меня большая честь работать вместе с вами.

 

Доминго Паскуаля усадили в полицейскую машину, и Мансилья повез его в Алькасар, а дон Лотарио и Мануэль остались стоять у дверей аюнтамиенто в слабых лучах ноябрьского солнца.

— Сегодня опять воскресенье, дон Лотарио.

— Теперь все дни до следующего происшествия будут для нас воскресными. Мы будем неторопливо прогуливаться со скучающими, глупыми лицами, видеть и слышать то, что видим и слышим изо дня в день всю свою жизнь. И даже умные речи губернатора нисколько нас не развлекут.

— Будем надеяться, что Франко скоро умрет и тогда оживет жизнь в нашей стране.