Зарубежная Русь - [6]
III. Галицкая Русь под властью Австрии. — Русский язык и литература в Галиции. — Пробуждение национального сознания в Зарубежной Руси. — Борьба Галицкой Руси с польским влиянием. — Русское и украинское движения
Портрет-икона из Угорской Руси. (Из музея товарищества имени Шевченка).
«Сию икону дав зробыти раб божий Семион Стефаникув, девицу свою Федю, которая зийшла этого света до Бога Отца в летех четверох во ле, первой тысячи шестьсот шестьдесят осмого, которой дай Пане Боже вечный покой».
В конце 18-го века австрийское правительство проявляет некоторую заботливость по отношению к русскому населению Галиции и Венгрии. Так, императрица Мария-Терезия учредила в Мункаче семинарию для образования униатского угрорусского духовенства. Ее сын, император Иосиф, идет далее по этому пути и в основанном им Львовском университете заводит несколько кафедр на русском языке. Это не был малорусский или, как позже стали говорить, украинский язык. Напротив, язык преподавания представлял нечто, стремящееся приблизиться к русскому литературному языку, но так как книжной связи между русскими образованными людьми в Галиции и Венгрии и Россией не было, то русский язык этой письменности является странным смешением церковно-славянских, литературно-русских и малорусских оборотов. Хотя эра сочувствия русской национальной жизни продолжалась в Австрии недолго, и после смерти импер. Иосифа отчасти европейские события отвлекли внимание австрийского правительства от местных дел, отчасти либерально-демократические стремления его прекратились, — тем не менее, толчок национальному развитию русских был уже дан. В начале 19-го века были уничтожены русские кафедры во Львовском университете, в 1816 году в начальных школах, вместо русского языка, который был введен в них еще императрицей Марией-Терезией, утвердился польский язык преподавания. Но эта последняя мера уже встретилась с некоторым отпором. Львовский униатский митрополит Левицкий и каноник его Могильницкий протестовали против нее, хотя и безуспешно. Более удачной оказалась их борьба с попыткой Галицийской духовной и светской власти заменить кирилловскую азбуку в русской письменности латинской. Могильницкий выступил против этого предположения с целым трактатом и сумел отстоять употребление кирилловской азбуки. В Перемышле около епископа Сангурского группируется уже целый кружок любителей родной письменности, которые пытаются писать по-русски. Правда, их язык не был живым русским языком, но и в самой России тогда писали почти таким же искусственным, книжным языком. Так, один из галицкорусских писателей О. Левицкий, издавая в 1822 году переведенную с немецкого языка книжку, посвящает ее учащейся молодежи, «учащемуся младенчеству народа словенорусского», и в посвящении пишет следующие строки:
При всем стремлении тогдашних немногих галицкорусских патриотов ввести в литературный обиход чистый русский язык, это была для них задача непосильная, так как литературных связей с Россией почти совершенно не было, почерпать образцы чистой русской речи было неоткуда. С другой же стороны, перевес польской культуры, к которой принадлежали и помещики, и высшие духовные лица края, и многие представители власти, был слишком силен. Галиция находилась на перепутьи, она протягивала руки к России, но оттуда помощи не было. Немножко всколыхнувшаяся русская жизнь опять была обречена на замирание или же должна была обратиться к живым источникам народной жизни. Действительно, в то время, когда в самой России уже создан был литературный язык Пушкина, Гоголя, Белинского, в Галиции писали так: «Воззрение Страшилища в Песте и Буде наступшаго месяцем мартом 1838 года во время разлития Дуная Сумеоном Феофил. Лисенецким Галициянином… в Мало-Русском языку изображенное». Такая литература была обречена на гибель, потому что у нее не было живых корней. Возвращение к народности, полонизация или литературное, но действительное объединение с Россией: таковы были три возможные пути развития. Однако, против ополячения именно и должна была бороться эта национальная литература; связь с Россией была разрушена разностью религиозных исповеданий. И так оставался один путь ближайшего единения с народной жизнью. В русской Малороссии, где народная жизнь сложилась с 1654 г. в процессе сильного взаимодействия с Великороссией и выработала общерусский уклад и общерусский литературный язык, этих условий не было. Но и здесь не было недостатка в энтузиастах народной речи, и возникала кое-какая литературная производительность на малорусском языке, дошедшая и до Галиции и давшая здесь новые побуждения.
В тридцатых годах 19-го века во Львовской униатской семинарии образуется кружок молодых патриотов, во главе которых стоят Маркиан, Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич. Они стремятся ввести народный язык в церковную проповедь, изучать народную словесность, собирать этнографический материал и т. д. Шашкевич был поэтом, и первые попытки возрождения русской народности в Галиции сводились к совершенно невинным одам и альманахам. Но правительство страны, относившееся в ту пору очень подозрительно к польскому национальному движению, не сочувствовало и всяким проявлениям русской народности. К тому же, в этой последней оно видело теперь опасный мост, по которому Россия может дойти до Галиции, и потому русского национального движения в Австрии боялись еще больше, чем польского. Последнее, по крайней мере, было после восстания 1830 года ярко враждебно русской государственности.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.