Потому что они хуже, чем те, кто не лишен наследства. Они не бывшие люди, ибо никогда не были ими. Они рождены не женщиной, а в лаборатории. Их мать — бункер с химическими реактивами, а отец — изобретательность и техника человеческой расы.
Андроид — искусственный человек. Человек, сделанный в лаборатории из собственно человеческого глубокого знания химических веществ, атомной и молекулярной структур и той странной реакции, которая известна под названием “жизнь”.
Человек во всем, кроме двух строк знака на лбу и неспособности к биологическому воспроизводству.
Искусственные люди в помощь настоящим, биологическим людям, чтобы держать груз Галактической империи, чтобы тонкую нить человечества сделать прочнее. Но удерживаемые на своем месте. Месте, вполне подходящем для них.
Коридор был пуст, и Саттон, шлепая босыми ногами по полу, шел за андроидом. На двери, перед которой они остановились, было написано: “Томас X.Дэвис (человек). Начальник эксплуатационного отдела”.
— Входите, — андроид открыл дверь.
Саттон вошел. Человек за столом взглянул вверх и судорожно глотнул.
— Я человек, — заявил ему Саттон. — Может быть, я и не похож на него, но это так.
Человек ткнул большим пальцем в сторону кресла.
— Садитесь, — сказал он.
Саттон сел.
— Почему вы не отвечали на наши сигналы?
— Передатчики неисправны, — ответил Саттон.
— У вашего корабля нет опознавательного знака.
— Его смыло дождем, — сказал Саттон. — У меня не было краски.
— Дождь не смывает краску.
— Не земной дождь, — нахмурился Саттон. — Там, где я был — смывает. И не только краску.
— Ваши двигатели, — спросил Дэвис, — вы не смогли из них ничего выжать?
— Они не работают, — ответил ему Саттон.
Кадык Дэвиса подскочил вверх и вниз.
— Не работают? Как же вы управляли кораблем?
— Энергией, — ответил Саттон.
— Энергией… — поперхнулся Дэвис.
Саттон посмотрел на него ледяным взглядом.
— Еще что-нибудь? — спросил он.
Дэвис был смущен. Бюрократизм все спутал. Все ответы были неверны. Он поиграл карандашом.
— Мне кажется, всего лишь обычные штучки, — он положил блокнот с вопросами перед собой.
— Имя?
— Ашер Саттон.
— Ваш полет начался… Слушайте! Минутку! Ашер Саттон?
— Правильно.
Дэвис швырнул карандаш и блокнот.
— Почему же вы мне сразу этого Не сказали?
— Не представлялось возможности.
Дэвис разволновался.
— Если бы я знал!.. — воскликнул он.
— Это борода, — объяснил Саттон.
— Мой отец рассказывал о вас. Джим Дэвис. Не помните его?
Саттон покачал головой.
— Большой друг вашего отца. То есть, они знали друг друга.
— Как там мой отец? — спросил Саттон.
— Отлично, — сказал Дэвис с энтузиазмом. — Все еще крепок.
— Мои отец и мать, — холодно заметил ему Саттон, — умерли пятьдесят лет назад. Во время Аргуччской пандемии.
Он поднялся на ноги и посмотрел Дэвису прямо в лицо.
— Если вы кончили, — сказал он, — я бы хотел пойти в свой отель. Они найдут мне какую-нибудь комнату?
— Конечно, мистер Саттон, конечно. Какой отель?
— “Герб Ориона”.
Дэвис полез в ящик, вынул справочник, пробежал дрожащим пальцем по колонке цифр.
— “Чери” 26–34–89, — сказал он. — Телепорт вон там, — он указал на кабину, встроенную в стену.
— Спасибо, — сказал Саттон.
— Насчет вашего отца, мистер Саттон…
— Я знаю, — обрезал его Саттон.
Он повернулся и пошел к телепорту. Прежде чем закрыть дверь, он обернулся. Дэвис смотрел на экран видеофона и что-то быстро говорил.
Двадцать лет не изменили “Герб Ориона”.
Саттону, вышедшему из телепорта, все казалось таким же, как тогда, когда он отсюда ушел. Немного потрепаннее и чуть-чуть консервативнее… но это был тот же тихий дом, шепоток приглушенной действительности, немодная меблировка, атмосфера приложенного ко рту пальца и хождения на цыпочках, подчеркнутая респектабельность, то, что он помнил и о чем мечтал в долгие часы одиночества. Настенная роспись была такой же, как всегда. Немного выцветшая за долгий срок, но та же самая, которую Саттон помнил. Тот же похотливый Пан еще преследовал, после двадцати лет, туже самую охваченную ужасом девушку по тем же самым холмам и долинам. И тот же кролик выпрыгивал из-за куста и наблюдал погоню со всей своей привычной скукой, жуя вечную жвачку из клевера.
Мебель с автоматической регулировкой, купленная во времена, когда правление отеля решило открыть двери чужеземной торговле, была старомодной уже двадцать лет назад. Но она все еще стояла. Мебель была окрашена в мягкие, изящные пастельные тона, ее самоприспосабливающиеся очертания соответствовали формам человеческого тела.
Губчатое покрытие пола стало немного менее пористым, а кактус с Цеты, наверное, наконец-то умер, потому что на его месте стоял горшок с обычной земной геранью.
Клерк выключил видеофон и обратился к гостю.
— Доброе утро, мистер Саттон, — сказал он выдержанным тоном андроида. Потом, как бы в раздумье, добавил: — Мы ждали вашего появления.
— Двадцать лет, — сухо заметил Саттон, — это довольно долгое ожидание.
— Мы сохранили ваш старый костюм, — сказал клерк, — мы знали, что он вам еще понадобится. Мэри держала его чистым и готовым для вас с того времени, как вы уехали.
— Очень мило с вашей стороны, Фердинанд.
