Зародыш - [13]

– А ты не паникуй, – успокаиваю я. – Если будешь меня слушать, он никого не тронет. Только не забудь ему про меня рассказать. Что приходил, мол, Титов. Говорил, что уезжает в Бодайбо. Не забудешь? Как увидишь человека, похожего на Егора, сразу говори. И Райского проинструктируй. Если и ему Егор почудится, пусть тоже расскажет про Бодайбо.

– Да-да, – с отчаянной готовностью кивает Паша.

– Дудкин, не трясись, – сурово говорю я. – Сделаешь, как я сказал, и будешь дальше посещать свою общину, лясы точить с отцом Арсением и спокойно размещать в Интернете статьи, разоблачающие финансовые махинации жидомасонов. Последний вопрос – и я ухожу: ты о Зародыше с кем-то посторонним говорил? Может, случайно, в блоге своем, например, с кем-то поспорил, а эта тема просто к слову пришлась.

– Зародыш? – Дудкин впадает в ступор. – Это что?

– Паша, не тупи!

– Говорю же: я про этого Зародыша забыл совсем…

Поднимаясь с крыльца, автоматически отряхиваю джинсы.

– Забывчивость – это здоровое свойство организма. Так и живи, Паша. Не переживай. В голову лишнего не бери. Для всех лучше будет…

Уже на остановке вспоминаю, что забыл уточнить у Дудкина название кладбища, где похоронен Егор. Но возвращаться не хочется. Плохая примета. Буду думать, что вспомнил правильно – Старо-Северное. С этой мыслью и запрыгиваю в вагон. Через пять остановок пересаживаюсь на маршрутку, которая за полчаса доставляет меня прямо к центральной аллее, где вдоль разворотной площадки странные люди торгуют венками и бумажными букетами. У рассохшегося от времени существа неопределенного возраста и пола приобретаю букет из шести бумажных георгин.

– Не подскажете, где здесь располагается администрация?

Бесполое существо машет рукой в сторону крепкого на вид кирпичного домика.

Дверь в домике не заперта. Я решительно ныряю в душный сумрак и нахожу в большой комнате крепкого мужчину в жарком вельветовом пиджаке. Крепыш отдувается и жадно глотает фанту.

– Вы директор?

– Директор скоро будет, – равнодушно роняет он. – Ждите.

Я двигаю к себе крайний стул и разворачиваюсь так, чтобы видеть в окно площадку, куда прибывают новые маршрутки. Пока хозяин кабинета внимательно изучает глянцевый журнал, я копаюсь в памяти своего коммуникатора. Минут через двадцать на стоянке тормозит новенький «форд-фокус», из которого с трудом выбирается еще один крепыш в вельветовом пиджаке. Судя по тому, как уверенно он движется к конторе, это и есть директор.

– Петрович, меня никто не спрашивал?

Мой молчаливый визави отрывается от журнала и кивает в мою сторону. Я отворачиваюсь от окна, приподнимаюсь и слегка развязно говорю:

– Здрас-с-сьте…

Директор переводит удивленный взгляд с меня на Петровича. Тот пожимает плечами, как бы говоря: «А кто его знает, кто таков, сам пришел, сам сел, ничего не объяснял, ни о чем не спрашивал».

– Чем обязан, молодой человек?

Эта фраза произносится мягко. На всякий случай. А вдруг потом окажется, что я из органов. Но я, конечно, не из органов. О чем и сообщаю директору приветливой улыбкой. И сразу перехожу к делу. Говорю, что мне необходима его помощь. Не бесплатная, разумеется. Мой друг умер несколько лет назад и похоронен где-то здесь. Но где именно – неизвестно…

– Отчего же не помочь? – Директор еще больше смягчает тон и смотрит на меня уже с намеком. – Оплата у нас по тарифу. Пишите заявление прямо сейчас, и через неделю будет справка. Такие справки неделю готовятся…

Я понимаю намек правильно и в заполненный бланк заворачиваю две тысячерублевые купюры.

– Петрович, надо помочь, – удовлетворенно кивает директор. – У человека большое горе.

– В каком году осуществлялось захоронение? – уточняет Петрович и тянется к шкафу.

– Не знаю, – развожу руками я. – Но несколько лет уже точно прошло. В смысле, после осуществления…

– Значит, по базе будем искать?

Петрович косится на директора. Тот кивает. Я уже начинаю готовиться к самому худшему. Если этот Петрович сейчас нацепит очки, залезет в кипу гроссбухов и начнет их все перелистывать, водя пальцем по каждой строчке, то это затянется часов на пять. К счастью, я ошибаюсь. Из шкафа Петрович достает вполне современный ноутбук, и спустя всего три минуты я получаю на руки бланк, где говорится о том, что разыскиваемое мною захоронение находится в семнадцатом ряду сорок девятой аллеи. А еще через пятнадцать минут я уже стою на этой аллее. Вот и она, могила Егора. Даже не сразу и заметишь. Нет ни ограды, ни памятника, ни фотографии. Есть только покосившийся крест, к которому прибита металлическая табличка с фамилией. Табличка ржавая, но буквы еще читаются: Кузьмин Игорь Васильевич. И годы жизни.

– А ты, типа, хитрец, – улыбаюсь я, раскладывая бумажные цветы на просевшем от многочисленных дождей холмике. – Ну, как говорится, пусть земля тебе будет пухом!

У остановочного павильона с надписью «Сад Комиссарова» ветрено. В принципе от непогоды можно спрятаться в будку, где есть остатки лавки, но от покосившейся железобетонной конструкции тянет пряным духом нечистот, поэтому прятаться там мне не хочется. И я неспешно прогуливаюсь вдоль обочины. Жду, когда примчится Г.В. и заберет меня отсюда. Я знал, что он построил себе жилище где-то неподалеку от города, но не ожидал, что добраться туда будет очень нелегко. В сторону Ачаирского монастыря пролетают машины. Меня они не замечают и регулярно обдают колючей серой пылью. Я отворачиваюсь, отплевываюсь, поднимаю воротник рубашки, но все бесполезно – пыль повсюду. И самыми сильными источниками пыли оказываются изрядно подержанные иномарки, за рулем которых очень сосредоточенные и чем-то озабоченные мужчины. Все они примерно моего возраста. И настроение у них, сразу видно, отвратительное.