Он был достаточно умен и знал, что так уж устроен мир, - всегда найдутся люди, готовые подвергнуть осмеянию доброе дело. Он понимал, что те, кто смеется, - слепы, и думал: пусть себе смеются, лишь бы не плакали.
«Рождественская песнь в прозе». Чарлз Диккенс.
Паша Дугин украдкой взглянул на часы. Было самое начало седьмого. Корпоративная новогодняя вечеринка только началась, а стол уже практически пуст. Правда, остатки закуски еще высились кое-где редкими островками благополучия, но с того угла, куда забился Паша Дугин, благополучие казалось абсолютно недостижимым. Пашин взгляд соскользнул со своей быстро опустевшей тарелки на импровизированную скатерть из бумажных полотенец в пятнах шпротного масла, переполз на пустую салатницу и остановился на бананах. Рука потянулась к желтым плодам автоматически. Но банан оказался изрядно подгнившим. Дугин чертыхнулся и брезгливо отодвинул его в сторонку.
- Чего закис? - Сосед справа пихнул Пашу локтем в бок. - С наступающим тебя, Дугин!
- Спасибо, - кивнул Паша и опустошил свою рюмку. А может, и не свою…
- Как дела-то вообще?
- Не поверишь - отвратительно! - Паша натянуто улыбнулся. Фамилию соседа он хоть и с трудом, но смог вспомнить - Червяков, а вот имя заклинило где-то на выходе. Странно, ведь почти три года вместе отработали. Пусть и не часто встречались, но все же…
- Я к тебе давно приглядываюсь, Дугин, - Червяков не унимался. - Вот и сегодня все собрались, понимаешь, все веселятся, а ты сидишь, как на похоронах.
- У меня вчера канарейка умерла, - буркнул Паша и сам себе удивился. Что за канарейка? Откуда канарейка? Никакой канарейки у него отродясь не было.
Червяков икнул, пробормотал что-то неразборчивое и придвинулся плотнее к раскрасневшейся даме, сидевшей от него по другую руку. Дама, имени которой Паша тоже не мог вспомнить, мерзко хихикнула и погрозила Червякову пальцем. Чем бы завершился этот молниеносный контакт - неясно, но тут с другой стороны большого стола медленно поднялся директор фирмы «ПариС», чтобы традиционно попросить «минуточку внимания» и предложить мужчинам выпить «за наших прекрасных дам». Шум сразу стих. Мелодия телефонного звонка оказалась в наступившей тишине слишком громкой. Все завертели головами.
- Чей это телефон, в конце-то концов?
- Извините! - Паша суетливо вырвал мобильный аппарат из тесных объятий кармана. Потом слишком долго выбирался в коридор из своего угла. А телефон все звонил и звонил. И под прицелом недовольных глаз Паше показалось, что прошла целая вечность…
- Маришка, привет! - тяжело выдохнул он в трубку. - Как я рад тебя слышать!
- Не верю! - сказала она в ответ, и ее смех раскатился серебряным колокольчиком по всему цифровому каналу от Москвы до Омска. - Почему так долго не отвечал, если рад?
- Мобилу не мог найти, - нашелся Паша. - Завалилась, оказывается, за диван. Ты где? Я по тебе скучаю…
- Павлик, мне плохо слышно. Здесь музыка слишком громко играет. Но я так счастлива! Меня приняли. Ты не поверишь, сама Митко-ва вчера похвалила мой репортаж. Это просто чудо! Меня берут в штат редакции новостей, и мы решили отметить это дело в ресторане. Не помню, как он называется. То ли «Хорда», то ли «Загон». Но место клёвое и совсем не гламурное. Тебе бы здесь тоже понравилось.
- Не сомневаюсь, - пробормотал Паша.
- Что? Я тебя не слышу. Говори громче!
- Я говорю: отлично! - крикнул Паша, прикрывая микрофон ладонью. - Поздравляю, говорю!
- Спасибо, Павлик, ты не обижаешься, что я сразу не позвонила? Я тебя люблю. Я тебе потом перезвоню, да? Чего молчишь? Алё, Павлик, ты меня слышишь?! Алё?!
Еще с полминуты Паша слушал короткие гудки, а потом тоже нажал «отбой» и уперся спиной в простенок между туалетом и подсобкой.
- Вот и поговорили…
В длинном коридоре темно, тихо и пусто. Пусто и в груди. А еще темно и холодно. И ничего уже нельзя изменить…
Маринка хотела быть репортером. Настоящим. А город хоть и большой, но все равно оказался слишком мал для настоящей мечты. Поэтому она и уехала. И теперь уж точно станет хорошим репортером. Паша в этом не сомневался. Не сомневался он и в том, что Маринка сегодня счастлива. Она узнала, что мечты иногда сбываются. Так почему же его сердце почти не бьется? Ведь знал: в новом Маринкином мире он будет лишним. Нет для него там места. Знал, что больше уже никогда не сможет ее увидеть. И от этой мысли его очень скоро скрутит так, что хоть на стенку лезь…
За дверью раздался дружный смех. Пашины коллеги никогда не отступали от плана. Накануне любого мало-мальски значительного праздника с рабочих столов в самом большом кабинете офиса снимались все компьютеры. Силами немногочисленных мужчин эти столы сдвигались к центру, а потом к работе подключались дамы и накрывали общий стол тем, что под руку попадалось. В основном попадались спиртные напитки.
Набросив пуховик, Паша вышел на улицу. Курить в офисе не разрешалось. И все курильщики топтались на маленьком крыльце даже в самый лютый мороз. Впрочем, Пашу мороз никогда не смущал. Тем более сегодня. Декабрь вообще выдался теплым. Даже перед Новым годом мороз не усилился. И ветерок дул как-то вяло. Сил у него хватало только на то, чтобы сметать с верхушек сугробов сухой снег и бросать скупыми горстями под ноги редких прохожих.