Зарисовки - [57]

– Макс, ты чего такой деревянный?

Чего-чего… Опыт у меня минимальный в этом деле. Нулевой, можно сказать. Не привык я ощупывать мягкие женские формы. Но не признаваться же в своем благородном окрасе… В итоге, помаявшись с постановкой, Катерина придавливает меня грудью к стене и водружает мои руки на свою талию, шипя:

– Смотришь мне в глаза, улыбаешься и делаешь вид, что тебе зашибись как все это нравится.

Пытаюсь соответствовать задумке «режиссера». Наша секретарша, презрительно окатив Катерину высокомерным взглядом, разворачивается на пороге. Все, сцена отыграна, актеры курят.

– Странный ты, Макс. А тебе кто из наших бойцов больше нравится? – без перехода подстегивает меня Катюша.

Я от неожиданности давлюсь дымом и честно-честно смотрю в ее глаза. Мол, как ты можешь такое про меня?..

– Ну? – не сдается Катерина.

– Кать, я тебе говорил, блондинка из тебя непутевая?

– Нифигааа, мои так уверены, что я куколка, "глазки-сиськи-ножки".

– И куда только смотрят? – философски вопрошаю я.

– В декольте. А вот ты ни разу не покосился. Обидно даже немного.

– Хочешь, посмотрю?– фыркаю в ответ.

Не люблю Новый год. За неоправданные ожидания, за неслучившуюся сказку, за лихорадку праздника, которая, уходя, оставляет опустошенность, покрытую мишурой и конфетти, и оттого еще более звенящую. За то самое одиночество в толпе. Не люблю, поэтому пытаюсь спрятать себя в незначительных делах и украсить все доступное пространство хоть какой-то иллюзией чуда. Вырезаю ажурное крыло серебряной птицы, что будут легкой стайкой парить под потолком и мягко скользить от малейшего сквозняка. То ли птицы, то ли снежинки…

– Ой, я тоже таких хочу, – Катерина осторожно поднимает очередную птичку за крылья.

– Так бери. Их нужно к потолку на леску.

– Пошли. Пока наши на очередном совещании прощаются с девственностью, мы птиц быстренько пришпилим.

Держу Катерину и потею под грузом ответственности. Еще бы – стоя на столе и созерцая ставший таким далеким пол, быстро осознаешь, что вопрос о неспособности человека летать перестает быть риторическим. Катерина наконец-то прикрепляет последнюю «посланницу зимы».

– Говорила я тебе, надо железо в спортзале тягать, а ты все на своей йоге в фигушки скручиваешься. Вот теперь стой, держи меня и медитируй.

– Оммммм, – тяну я натужно.

– Придурок ты, Макс, – хохочет Катерина.

В этот момент дверь конференц-зала с шумом распахивается и пространство вокруг моментально заполняется «церберами». Обозрев незапланированную публику и поймав недвусмысленно угрожающие взгляды, я понимаю, что момент несколько неудачный. Спрыгнув со стола и сняв Катерину «со сцены», пытаюсь просочиться сквозь строй почти рычащих мужиков. В дверях нервишки сдают, и я, обернувшись, ловлю такой взгляд, что кадык невольно подпрыгивает и перекрывает подачу кислорода. Блядь… Кажется, это залет.

И начинается… Куда ни пойду, напарываюсь на этот снайперский взгляд. Ощущение, что он мерки с меня уже снял, осталось заказать симпатичный гробик красного дерева… Ну, это я так… Нервы. Я же реально оцениваю свои шансы: что мои субтильные килограммы могут против этой тонны мощи? Вокруг помельтешить?

В очередной раз ежусь от прошивающего насквозь «прицела». А подбородок у «цербера» какой… скульптурный. И лоб высокий, нос, правда, перебит. Но зато шея… так, о чем это я? И плечи… Плечи … это да. И руки… Стоп! Где мое чувство самосохранения? Но не могу удержаться и провожаю его взглядом, «приласкав» спину и оценив, как хорошо сидят брюки… Что за мука-то такая… Мне его бояться надо, а не…

Утыкаюсь в монитор, в очередной раз пытаясь прогнать наваждение, и заставляю себя работать.

– Макс, – возникает на пороге Катерина, похерив мои планы на ударный труд, – пошли что покажу.

– Что?– любопытство никогда не дремлет.

В курилке Катерина, расстегнув блузку, демонстрирует мне полупрозрачную тряпочку, именуемую платьем.

– У нас корпоратив вечером, представляешь? Сразу после работы. Изверги. Ни прическу, ни макияж нет времени сделать. Вот, приходится в таких военно-полевых условиях выживать. Секси?

– Угу. Только вот шнуровку чуть отпусти, а то в кожу впивается. Давай помогу, – я с чистыми намерениями распускаю шнурок, перетянувший шикарный бюст.

Кое-как отделавшись от подруги, я забиваюсь в угол офиса и смотрю, как стремительно серый день перекрашивается в агрессивно-цветную ночь. А услужливое воображение рисует мне картинки, где Катенька, раскрасневшись от праздника и вина, утопает в жадных руках «цербера». И каждый новый мазок, добавляемый мною в это эпохальное полотно, отдается колющим чувством потери. Дурак. Как же я так умудрился? Хлопок двери глухо прокатывается по опустевшему зданию, вырывая меня из горестных размышлений. Надо идти домой. Я натягиваю куртку, наматываю бесконечный шарф и застываю перед зеркалом. На скуле начинает расцветать синяк. Мда… Вот он тебя и приласкал…

Открыв дверь, я застываю на пороге. «Цербер», явно с мороза, в припорошенной снегом дубленке, с пачкой сигарет в руке. А как же праздник и Катерина? Он делает шаг навстречу, вызывая острое желание отшатнуться в темное чрево офиса и забаррикадировать дверь изнутри.