Зарисовки - [56]

Вот Алекс и танцует.

Алекс бессвязно бормотал ругательства вперемешку с пошлыми нежностями. Внутри разливалось, затапливало душу невыносимое тепло.

– Ещё. Ну же!

Он закинул руку за голову и не нащупал опоры, она провалилась вниз, в пустоту за краем обрыва. Сердце гулко ударилось о рёбра. Алекс громко втянул воздух, вбирая запахи ветра и их тел. Нетерпеливо застонал, требуя менее бережного и томительного внимания. Дёрнул Макара за волосы, понуждая действовать активнее, жёстче.

Допрыгался.

Спину обожгло мелким щебнем от рывка за бёдра. Рука невольно ухватила твёрдый камень, соскользнула, обдирая ногти. Пронзило горящим взглядом и предчувствием боли от ткнувшегося между ягодиц члена. Предвкушение хищно прошлось по нервам. Макар замер, словно внезапно передумал. Алекс медленно выдохнул. Расслабился. Кивнул ему, нетерпеливо дёрнул за шлицу спущенных джинсов.

– Псих, – прошептал Макар и нервно облизнул губы. – По свежаку...

– Блять, Мак, давай, – зло зашипел Алекс. – Всё равно уже.

И Макар дал. Дал по нервным окончаньям пряной непереносимой смесью, сжигающей и рвущей на части. Выталкивая рычащие крики, густо сплетённые с болезненными стонами. Обдирая спину и нутро сумасшедшими рывками. Диким первобытным темпом, от которого заходилось сердце и захлёбывались лёгкие. Алекс вцепился в безрукавку Макара. Потянул, превращая в бесформенную, режущую пальцы тряпку. Выгнулся навстречу небу. Бледнеющие звёзды запрыгали по переливчатой органзе. Заострившееся по-звериному лицо Макара расталкивало их, рассыпая искры. И ухнуло в пульсирующую глубину оргазма. На грани сознания скользнула боль от сжимающих бёдра рук. Мир качнулся ещё несколько раз, докручивая до основания маленькую блаженную смерть. До отупляющего ничто, в котором можно только падать, вращаясь в пустоте отпущенной спирали.

Полотно неба острым ножом вспарывает наступившее утро. Кровавая дорожка рассвета процарапывает горизонт. Макар, вытянувшись на краю обрыва, прижимает к себе Алекса, поглаживая обнаженную спину своего личного джокера, покачивается в эфемерном пространстве полусна. Рассветная полоса ширится, раскрывается кровавым заревом, собираясь разродиться новым днем. Макар смотрит в переполненное красками небо и улыбается.

– Так хочется кофе… – голос Алекса совсем сел, и шершавые ноты, цепляя сердце Макара, вскрывают его, выпуская потоком закупоренную там нежность.

Алекс тяжело встает, пару раз охнув. Демонстративно потирает поясницу, морщится, стонет. Напоказ! Весь!

Макар улыбается.

– Как ты? – прерывает Алекс сольный номер, заглядывая в глаза Макара. Цепко всматривается в знакомые черты. Безмятежный лоб, пропавший залом межбровной морщинки, изогнутые мягкой улыбкой губы. Наконец-то не напряженную линию плеч. Не сжатые в кулак руки.

– Хорошо.

– Отлично! – воскликнул Алекс с подозрительным воодушевлением и раскинул руки, ловя первые лучи солнца растопыренными пальцами. – Через неделю открывается новый клуб. Я хочу сходить.

Макар вздохнул и прикрыл глаза. Услышал, как Алекс хмыкнул. Почувствовал, как он лёг рядом и прижался к боку, щекочет ухо дыханием:

– Бильярдный клуб. Ты когда в последний раз играл? Спорим, я тебя сделаю?

Зимняя сказка (зазеркалье)

Проверяю эргономику рабочего места, то бишь выясняю, как далеко можно отъехать на стуле, если хорошенько оттолкнуться от стола. Заезд заканчивается предсказуемо – зацепившись за хаотично раскиданные провода, я со стула наворачиваюсь.

– Привет, Шумахер.

Подымаю очи и созерцаю две ноги, плавно перетекающие в юбку и заканчивающиеся хорошим таким бюстом.

– Обычно я не такой придурок, – сообщаю я бюсту, сгребая свои останки с пола. Попутно цепляю очередной провод и роняю на пол телефон. – Обычно все гораздо хуже, – доверительно жалуюсь я блонди.

– Катя, – протягивает мне блонди руку помощи.

– Отчего люди не летают как птицы? – на автомате вопрошаю я.

– Пациент скорее жив, чем мертв, – резюмирует Катерина мою попытку вспомнить классиков. – Чем же тебя лечить?

– Лучше умру, чем пить касторку, – тяну дурашливым «буратиновским» голосом.

– Мальчик начитан, однако, или это от удара из него фигня сыпется? – вопрошает Катерина у небес.

– Ты какая-то подозрительная блондинка, – сообщаю я ей. – Разрыв шаблона.

– Не переживай, обычно я хорошо маскируюсь. Сейчас просто растерялась.

– А зачем такие шпионские страсти?

– Скорее курс молодого бойца. Я секретарем у ваших соседей работаю.

– И кто у нас соседи?

– Охранная фирма «Цербер».

– Солидно и уже страшно, – проникаюсь я древне-греческим пафосом. – Макс.

– Будешь кофе, Макс?

– Макс, я на диете.

– Кать, это не шоколад, это борзой щенок.

– Что надо-то?

– Кать, можно я тебя пообнимаю минут пять в курилке?

– В принципе можно, но чревато. "Церберы" наши волноваться будут. А тебе зачем?

– А я аккуратно. Понимаешь, тут такое дело… Ну, в общем, признаваться в отсутствии симпатии гораздо сложнее, чем в ее наличии, оказывается.

– Так ты меня в качестве ширмы арендовать, что ли, надумал?

– Каааать… Очень надо.

– А шоколад какой?

Стоим, изображаем пылкую страсть. Вернее, Катерина изображает, а я не могу сообразить, куда деть руки, так чтобы и прилично, и понятно, что не о погоде беседуем.