Запретный плод - [10]

— Входите? — спросил Бад.

— Вы же не пойдете внутрь и не попросите Монику и рыжую женщину с ней выйти ко мне?

Он улыбнулся, сверкнув клыками. Признак недавно умершего — они выставляют клыки, где надо и где не надо. Любят пугать.

— Не имею права оставить пост. У меня всего лишь был перерыв.

— Примерно такого ответа я и ждала.

Он снова усмехнулся.

Я вошла в полумрак клуба. Приемщица святынь ждала меня у входа. Я отдала ей крест, она мне — квитанцию. Нельзя сказать, чтобы честный обмен. Жан-Клода видно не было.

Кэтрин стояла на сцене. Она была неподвижна, глаза расширены. На лице ее было то открытое ранимое выражение, которое бывает у спящего, как на лице ребенка. Длинные медные волосы блестели в свете ламп. Глубокий транс я могу узнать с первого взгляда. — Кэтрин! — выдохнула я ее имя и бросилась к ней. Моника сидела за нашим столом и смотрела на меня. И на лице ее была ужасная понимающая улыбка.

Я была уже рядом со сценой, когда за спиной Кэтрин появился вампир. Он не вышел из-за занавеса, он просто, черт бы его драл, появился. Впервые я поняла, как люди должны это воспринимать. Как волшебство.

Вампир смотрел на меня. Волосы у него были — золотой шелк, кожа — слоновая кость, глаза — бездонные озера. Я закрыла глаза и затрясла головой.

Этого не может быть. Таких красивых не бывает.

Голос его после лица показался совершенно ординарным, но это была команда.

— Позовите ее.

Я открыла глаза и увидела, что весь зал смотрит на меня. Посмотрев на пустое лицо Кэтрин, я уже знала, что будет, но попыталась, как невежественный клиент.

— Кэтрин, Кэтрин, ты меня слышишь?

Она не шевельнулась, лишь едва заметно было ее дыхание. Она была жива, но надолго ли? Вампир погрузил ее в глубокий транс. Это значило, что он в любой момент может ее позвать, и она придет. С этого момента ее жизнь принадлежит ему. Как только она ему понадобится.

— Кэтрин, прошу тебя!

Я ничего не могла сделать — вред уже был причинен. Проклятие! Нельзя было мне ее здесь оставлять, нельзя!

Вампир коснулся ее плеча. Она заморгала, осмотрелась в удивлении и испуге. Нервно засмеялась:

— Что случилось?

Вампир поднял ее руку к своим губам.

— Вы под моей властью, моя прекрасная дама.

Она снова рассмеялась, не зная, что он говорит чистую правду. Он отвел ее к краю сцены, и два официанта помогли ей сесть в кресло.

— У меня голова кружится, — пожаловалась она.

— Ты была великолепна! — потрепала ее по руке Моника.

— А что я делала?

— Я тебе потом расскажу. Представление еще не кончилось.

Я уже знала, что я в опасности. Вампир на сцене смотрел на меня. Я кожей ощущала вес этого взгляда. Его сила, воля, личность, что бы оно ни было, ломилось в меня. Мурашки ползли по коже рук.

— Я — Обри, — сказал вампир. — Скажите мне свое имя.

У меня сразу пересохло во рту, но имя — это неважно. Он его мог и так знать.

— Анита.

— Анита! Как мило!

У меня подогнулись колени, уронив меня в кресло. Моника смотрела на меня огромными и жадными от предвосхищения глазами.

— Идите сюда, Анита, поднимитесь ко мне на сцену.

Голос у него не был так хорош, как у Жан-Клода. Просто не был — и все тут. В нем не было той текстуры, но разум за ним был таким, какого мне не приходилось ощущать. Он был древним, ужасно древним. И от силы этого разума у меня ныли кости.

— Идите!

Я только трясла головой — и больше ничего не могла. Ни слов, ни настоящих мыслей, но я знала, что не могу подняться из кресла. Если я поднимусь к нему, то подпаду под его власть, как только что Кэтрин. Блузка у меня на спине пропиталась потом.

— Идите же, ну!

Я стояла и не могла вспомнить, как встала. Господи, помоги мне!

— Нет! — Я впилась ногтями в ладонь. Разорвала себе кожу и радовалась боли. Я снова могла дышать.

Его разум отхлынул, как отходит назад волна прибоя. У меня в голове осталась легкость и пустота. Я прислонилась к столу, и около меня оказался официант-вампир.

— Не сопротивляйтесь! Если будете сопротивляться, он разгневается!

Я его оттолкнула:

— Если я не буду сопротивляться, он мною завладеет!

Официант выглядел почти человеком — один из новоумерших. На лице его было выражение, и этим выражением был страх.

Я обратилась к тому, кто стоял на сцене:

— Я выйду на сцену, если не будете меня заставлять.

Моника ахнула. Я не отреагировала. Все это неважно — только выдержать первые несколько мгновений.

— Тогда идите, как хотите, — сказал вампир.

Я отступила от стола и обнаружила, что могу стоять без опоры. Очко в мою пользу. И даже могу говорить. Два очка. Я смотрела на твердый полированный пол. Думай только о том, как переставлять ноги, и все будет хорошо. В поле зрения вплыла первая ступенька к сцене. Я подняла глаза.

Обри стоял в центре сцены. Он не пытался меня звать и стоял совершенно неподвижно. Как будто его вообще не было — ужасающее ничто. И его неподвижность ощущалась у меня в голове пульсом. Я подумала, что он мог бы стоять вот так на виду, и я бы его не видела, если бы он сам не захотел.

— Иди сюда, — прозвучал голос у меня в голове.

— Иди ко мне.

Я попыталась отступить — и не смогла. Пульс колотился в горле. Не давал дышать. Я задыхалась! Я стояла, и сила его разума вихрилась вокруг меня.