Запретный дневник - [12]
Так, сгорая со стыда и ничего не решив, я уснул.
Я не знаю, как быть, как мне теперь к ней приблизиться. Весь день на работе я промучился этим вопросом. Утром, уходя из дома, я не взял ее с собой — не посмел притронуться. И даже не мог ни разу взглянуть на нее. Вечером буквально с трудом заставил себя идти домой
Рано улеглись спать. Жена сразу отвернулась и через короткое время стала тихонечко похрапывать. Я лежал не смыкая глаз и мучился своей изменой. Но так ведь не могло продолжаться вечно. Я виноват и должен вымолить прощение. Во что бы то ни стало. Иначе такое напряжение меня просто-напросто убьет. Преодолев себя, я встал, подошел к Марии, вынес ее к окну на свет. Лицо моей Мадонны было бесстрастным и холодным, глаза, как всегда, опущены. Я попытался заискивающе заглянуть в них. Ничего не получилось. Отчужденное выражение ее лица не переменилось. Я стал на колени.
«Прости меня, — обращался я к ней мысленно. — Ты же все понимаешь, у самой сколько всего в жизни было! Простила же ты целый народ, казнивший твоего сына. Ведь смогла. Хотя преступления не бывают одинаковы: у каждого свой контекст, свои обстоятельства. И моя неожиданная измена может быть ничуть не меньшим проступком; точнее, здесь нельзя ставить количественной разницы — больше, меньше. Я виноват, и все. Мне нет оправданий и нет для меня смягчающих обстоятельств. Меня можно либо простить, либо нет. И я обращаюсь к тебе с надеждой, но без уверенности: простишь ли? Ты видишь, как я раскаиваюсь».
Она не реагировала.
Что мне делать, как войти с нею в сближение? Ничто не приносило мне облегчения — никакие усилия. Я пришел в полное отчаяние и отправился в храм: может быть, Он подскажет? Только в предельно безнадежной ситуации такое могло прийти в голову. «Почему бы Ему и не помочь мне? — размышлял я. — Кто Он такой? Да просто обязан это сделать! Он же всеблаг. Он, а не я! И вообще, Он должен меня любить. Он же создал все или не Он? Марию, меня, Сына. Как можно не любить рожденное тобою? Это не то что не божественно — это ненормально. Конечно, мы не ведаем промысла Божьего, и Он не обязан подчиняться логике наших чувств. Но кто придумал эти чувства, я спрашиваю? Кто создан по Его образу и подобию?
В храме было, как обычно, прохладно и пусто. Бог не обращал на меня внимания со своего высока. На меня не смотрели ни пасынок, ни Одигитрия. Не глядел даже Святой отец по другую сторону распятия. А уж он-то чего? Я здесь выглядел изгоем. Храм стал холоден ко мне. Оставалось только уйти.
А и в самом деле, почему они все, ну кроме Марии, должны меня любить? Кто я для них? В лучшем случае соперник, либо никто. Секунда в вечности.
Уже выходя из храма, я еще раз взглянул под купол. Мне показалось, Он ухмыльнулся! Тут все равно, каким образом Он решит проявить свое неравнодушие ко мне. Безразлично, с каким знаком, только был бы не нуль! И все же, что бы это значило? На Него теперь моя надежда.
Он помог мне! Мария смягчилась. Ничем другим я не могу объяснить перемену ее отношения ко мне. Нет, но каков Бог? Вот кто высок!
И я вновь со своей возлюбленной. Примирение было тихим. Все произошло на полу. Набегавшаяся за день жена спала без задних ног. Мария сразу пошла ко мне в руки, более смиренная, чем всегда, не обращая внимания на мой возбужденный вид; я же был гол и дрожал от напряженного ожидания. Вначале я уложил ее на ковер, и мы просто полежали рядом. Я нежно гладил ее пальцами. Она с каким-то уступчивым и даже приветственным видом принимала мои ласки. Не переставая ее ласкать, я перевернулся на живот, приподнялся на коленях, чтобы высвободить напряженно торчащий пенис, и начал легко подрачивать. Марию я положил не глубоко под себя, как обычно, а выше, так, чтобы видеть ее лицо во все продолжение акта.
Поначалу на ее лице было так умилявшее меня выражение безропотности и покорности. Я продолжал не спеша массировать член, отмечая, как во мне поднимается вожделение и учащается дыхание. Вначале она на это не отзывалась. Я увеличил темп, и мне показалось, что лицо ее неожиданно прояснилось и она даже как-то игриво взглянула на меня из-под ресниц. Поощренный ее приветливым ко мне отношением, я повернул ее лицом вниз, представляя, что совокупляюсь сзади. Окончание моих усилий уже обозначилось вдалеке пресловутой описанной выше башней, я перевернул ее лицом к себе и удивился: выражение лукавства не исчезло с ее лица — она играла со мной! Она хотела дразнить меня собой, а я — о, как я желал стать ее игрушкой!
Вырвавшаяся из перенапряженной головки моего хуя струя спермы попала мне в нос, и, похоже, это ее рассмешило. Лежа рядом, я обнимал ее, и время, казалось, остановилось, и это никогда не кончится.
Я понял, она не против, чтобы я ебался с женой. Это как бы допустимо, входит в наш с нею сексуальный ритуал. Да и как же мне не доставлять жене сексуального удовлетворения? Секс — непременная потребность человека, этот факт нельзя высокомерно отвергать. И чувство вины у меня перед супружницей все-таки есть: не виновата она, бедная женщина, что у мужа раздвоилась жизнь.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Роман Александра Уварова «Ужин в раю» смело переносит в новое столетие многовековой традиции «русского вопрошания»: что есть Бог? Что есть рай и ад? Зачем мы живем? — и дает на них парадоксальные и во многом шокирующие ответы. На стыке традиционного письма и жестокого фантасмагорического жестокого сюжета рождается интригующее повествование о сломленном ужасом повседневного существования человеке, ставшем на путь, на котором стирается тонкая грань между мучеником и мучителем.
Если и существует феномен интересного чтения, то роман М.Уржакова тому пример. И уже тем, как лихо закручена одна линия леди Дианы Спенсер (той самой), чего стоит. И географической безграничностью повествования: от злачных мест загнивших от пресыщения европейских столиц до расцветающей под живительными лучами учения чухче Северной Кореи. Да-да, Ким Ир Сен тоже один из персонажей. Как, впрочем, и Слава Бутусов с Умкой (Умецким), Шевчуком из «ДДТ» и др., вплоть до размякшего под кумаром дальневосточной конопли реального (раз из жизни) и символического (раз из совкового прошлого) старшины внутренних войск Урумбека Маменгалиева.
В мистико-эротическом триллере Андрея Матвеева «Летучий Голландец» наворочено столько безумия, что не пересказать.Действие семи частей книги происходит в семи экзотических странах, по которым путешествует центральный персонаж — молодой человек с наружностью плейбоя и замашками авантюриста-экстремала. Ценнейшая часть его багажа — мини-холодильник, где хранится пробирка со спермой безвременно погибшего друга детства героя; цель увлекательного странствия — поиск той единственной женщины, которая достойна принять эту сперму в себя и зачать ребенка, чей биологический отец по прозвищу Палтус давно превратился в зловещий призрак…Действительно: сперма Палтуса стучит в его сердце!