Запретные нарциссы - [8]

Теперь он уберется. Через день или два — прежде, чем расцветут нарциссы, — молва сообщит, что новый арендатор Ти Маур уехал чуть ли не раньше, чем прибыл.

Все будут разочарованы. Но никто не будет по-настоящему удивлен. В конце концов, что такое место как Рос может предложить молодому и одинокому джентльмену высшего света? Тем более, английскому маркизу.

Она могла бы снова получить шанс на замужество, думала она, остановившись на обочине дороги, хотя ни одной повозки не было видно ни в ту, ни в другую сторону. Он определенно давал понять, что он прибыл, чтобы сделать ей предложение.

Она могла бы, в конце концов, обнаружить, что ее изгнание закончилось всего лишь через пять лет. Она могла бы вернуться в Англию и даже в Лондон, снова заслуживающей уважения как маркиза Эшендон. Она могла бы вести нормальную жизнь как жена и мать.

Пустота могла бы быть заполнена.

Она давно осознала, что тот единственный опыт физической любви, пережитый ею в гостинице где-то к северу от Лондона, имел некоторое отношение к томительному одиночеству, которое она часто ощущала. За очень краткий промежуток времени она узнала иллюзию сокровенной близости с мужчиной. И она знала, что и ее тело, и ее разум, и ее эмоции жаждали такой близости в качестве регулярной, ежедневной части ее жизни. Не только физического акта, но и всего, что он символизирует. Всего, чего он не символизировал в этом особом случае с этим особым мужчиной.

Она любила его. В течение получаса из двадцати трех лет ее жизни она любила его всем своим существом. И в течение пяти лет, последовавших за тем получасом, она ненавидела его так, как она не думала, что кого-то вообще возможно так ненавидеть.

Почему он приехал? Что на самом деле побудило его приехать? Она предполагала, что никогда этого не узнает. Она никогда не увидит его снова.

Мисс Уорсли, тетушки леди Кэтрин Бьюкенен, проживали в скромном коттедже. Они имели в своем распоряжении несколько слуг и считались в округе верхушкой общества. Но богатыми они не были. Их младшая сестра сделала блестящую партию, выйдя замуж за графа Лэмбтона, хотя их отец вовсе не был джентльменом со значительным состоянием или социальным положением. Они же остались незамужними. После смерти отца, когда кузен по мужской линии унаследовал его дом и поместье, они получили свое маленькое наследство и переехали сюда по рекомендации старого друга, выросшего в Уэльсе.

Маркиз Эшендон разузнал все эти детали, когда леди Кэтрин отказала ему и была отослана прожить с ними остаток жизни.

Он посетил коттедж после полудня, намереваясь просто оставить визитную карточку, а на следующий день нанести визит. Но, конечно, это сельская местность, а не Лондон с его строгим кодексом этикета. Всего лишь через несколько мгновений после приглашения войти в холл, он обнаружил, что допущен в скромную гостиную.

Там присутствовали четыре леди. Когда он вошел, три из них поднялись, сделали реверанс и казались весьма польщенными.

— Милорд, — любезно сказала старшая леди, — что за исключительную честь вы нам оказываете.

— Мисс Уорсли? — Он изящно поклонился ей.

Она представила его мисс Марте Уорсли — своей сестре, миссис Моррис — жене приходского священника, и мисс Бьюкенен — своей племяннице. Мисс Бьюкенен. Титул не был упомянут.

Он по очереди поклонился каждой леди и занял предложенный стул. Леди Кэтрин была единственной, кто оставался сидеть, не сводя взгляда со своих рук, лежавших на коленях. Она была одета в опрятное, но простое синее платье, свободно спадающее от высокой талии, но не сделала никакой другой уступки моде. Она была причесана так же, как и этим утром в лесу.

Контраст с тем, как она выглядела пять лет назад, поразил его даже больше, чем несколькими часами раньше.

По-видимому, она не упомянула своим теткам об утренней встрече. Они явно не подозревали, что их племянница уже встречала его. И они, кажется, не имели представления, кто он. Он задался вопросом, а могли ли они что-либо знать. Сообщил ли им Лэмбтон какие-либо подробности событий, которые привели к тому, что его дочь была отправлена к ним. Едва ли он мог быть назван как человек, погубивший ее. Если она сама ему не сказала, Лэмбтон не знал, что они спали вместе в одну из ночей, проведенных в дороге до Лондона.

— Это удивительно живописная часть побережья, — говорила миссис Моррис. — Меня и преподобного, моего мужа, всегда поражало, что Ти Маур столь долго пустовал.

— Я предполагаю, мэм, — сказал он, — что большинство англичан не подозревают о красоте Уэльса. Если бы они хоть раз побывали здесь, я уверен, они возвращались бы снова и снова.

И все же это суровая часть мира, подумал он. Она подходила в качестве жестокого места ссылки для молодой леди, когда-то наслаждавшейся светской суетой и купавшейся в любви общества.

Миссис Моррис жеманно заулыбалась, и направление беседы на несколько минут было установлено.

Леди Кэтрин поднялась на ноги.

— Я распоряжусь, чтобы Мэри приготовила поднос с чаем, тетя Хэтти, — сказала она и, не взглянув на него, и оставила комнату.

Вскоре она возвратилась с тарелкой пирожных, а та самая прислуга, которая приняла его визитную карточку и проводила в гостиную, внесла большой чайный поднос. Леди Кэтрин расположилась за ним и стала разливать чай. Ни разу не подняв на него взгляд и не произнеся ни слова, она поднесла ему чай и предложила тарелку с пирожными. Ей не было необходимости говорить. Остальные три леди поддерживали оживленную беседу, а от него требовалось только соглашаться и высказывать ободряющие замечания во время предсказуемых пауз. Эта беседа не требовала его полного внимания.