Запретная женщина, или Первая жена шейха - [95]

Меня теперь ничто — абсолютно ничто — не могло выбить из колеи.

— Как поживает Набиль? — спросила я.

— Мы были на учебно-тренировочном поле для верблюдов, решали очень важные вопросы. Теперь они с Ибрагимом едут в Аль Ваху.

— А, понятно. И тебе, наверное, придется поехать вслед за ними?

— Да, хабибти, после того как я отвезу тебя в аэропорт. Но сначала мы примем душ, поужинаем в «Метрополитен», а оттуда поедем прямо в аэропорт. Да, кстати, тебе привет от Айлин. Она соскучилась по тебе.

— Правда? Приятно слышать.

Я решила потом написать ей и все объяснить на бумаге. Бедная Айлин. Вернее, бедная Верена. Как мне будет не хватать её и всего вот этого.

— В следующий раз обязательно увидитесь.

— Ладно.

У меня защемило сердце. «Хоть бы он не заметил мое волнение!» — подумала я.

Пока Халид, ничего не подозревая, стоял под душем, я собирала чемодан. Бесстрашно, героически, исполненная решимости положить конец пожизненному позору, я начала борьбу сама с собой.

Тут, как гром среди ясного неба, появился мокрый Халид в набедренной повязке из полотенца. Он тряхнул своей мокрой, сверкающей гривой и сказал:

— Хабибти, брось ты это глупое занятие! Ты же теперь можешь оставлять свои вещи в Дубае.

Этого-то я и боялась. Катастрофа нависла над нами прежде времени. Теперь я должна была раскрыть карты или взять себя в руки и морочить ему голову до последнего момента.

Пока мой мозг лихорадочно перебирал возможные отговорки, я со смехом обняла Халида, чтобы выиграть время.

— Ах, darling, и в самом деле! Какая я глупая! — сказала я. — Ну, ладно, надо подумать, что я могу оставить здесь.

Он, удовлетворенный, опять исчез в ванной. Я судорожно глотнула. Мне не нравилась эта ситуация. Шельмовство и лукавство никогда не были моей стихией. Но многообещающий план моего ухода, страх перед слезами, перед возможной драмой — все это заставило меня действовать именно так. Я бы не выдержала всего этого. У меня бы просто не хватило сил.

Около одиннадцати часов вечера наш «понтиак» бесшумно мчался через пустыню в аэропорт. Мысли о приближающейся развязке весь вечер укрепляли мою волю и помогали сохранить внешнее спокойствие.

Халид ни о чем не подозревал. Те немногие вещи, которые я везла обратно в Швейцарию, «по официальной версии» нужно было сдать в химчистку. А туалетных принадлежностей мне было не жаль.

Когда мы вошли в здание аэропорта, на лице Халида появились тревога и беспокойство. Он весь вечер тщетно вызванивал своего друга Саида, военного психиатра, который должен был сопровождать нас в аэропорт, так сказать для алиби.

Какое унижение.

У меня был билет на самолет авиакомпании «Малайзийские авиалинии», следовавший рейсом из Куала-Лумпура. В Дубае он должен был взять на борт всего несколько пассажиров.

Во время регистрации я оглянулась через плечо на Халида и увидела, что мой Халид нервно ходит взад-вперед, озираясь по сторонам, как затравленный зверь. Признаться, мне было больно видеть это.

«Ну что ж, будь что будет, — подумала я. — На этот раз мы расстанемся навсегда. И мне больше не нужно будет терпеть это унижение».

— This is your boarding card, we wish you a pleasant flight[56].

Боже, как быстро вдруг полетело время.

Как мне будет не хватать этой страны.

Меня мгновенно охватила та самая тоска, которую я испытала в ту памятную ночь, в Шардже, когда посадочная полоса в лучах прожекторов стремительно понеслась мне навстречу и я даже представления не имела, что меня ждет там, внизу.

Может, я приблизилась на слишком опасное расстояние к самому сердцу Аравии и оказалась в плену у этой земли, как в капкане несчастливой любви? Нет, я, похоже, и в самом деле сошла с ума!

Мы с Халидом растерянно стояли прямо перед техническим пунктом контроля безопасности. Обняться мы не могли, поэтому обменивались какими-то ничего не значащими фразами.

Наконец пришло время прощаться.

— Ну, передай привет всем в Аль Вахе… — Я говорила это каждый раз, хотя мы оба знали, что это пустые слова. — И будь осторожен в дороге.

— Хорошо. А ты передай привет своей семье, и особенно маме.

— О’кей. — Мой голос дрогнул.

Я собралась с духом и сказала себе: «Смелее, Верена!»

— Счастливого пути, Халид, — произнесла я, протянув ему руку. — И… это был мой последний приезд. На этот раз мы расстаемся навсегда.

Последние слова дошли до его сознания, когда я уже сделала несколько шагов. В следующее мгновение служащий в форме протянул руку и взял мои документы. Халид все ещё стоял, словно окаменев, не сводя с меня глаз, и так и не двинулся с места, когда я миновала контроль. Он был потрясен и раздавлен. (Прости меня, Халид!..)

Как мне хотелось броситься назад!

Но я не сделала этого.

Ни потом, ни позже. Никогда.

Не успела я переступить порог своего дома, как на нас обрушился шквал телефонных звонков. Я знала, что это был ты. Но не отвечала. Я не хотела больше слышать твоего голоса. И не услышала.

Ни потом, ни позже. Никогда.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Цюрих. 1997 год. Прошло семь лет с тех пор, как я рассталась с шейхом Халидом и написала эту историю.

Позже я узнала от Айлин, что приготовления к свадьбе тогда, в апреле 1990 года, — в момент нашего окончательного разрыва — шли полным ходом. Айлин с Ибрагимом были приглашены на свадьбу, но не поехали.