Запретная женщина, или Первая жена шейха - [63]

Когда в прихожую хлынула очередная волна друзей и родственников, соседи раскланялись, чтобы уступить место вновь прибывшим. Я порадовалась тому, что семья Набиля оказалась такой открытой и современной, в отличие от Ибрагима, у которого женщинам положено было веселиться на кухне.

Вся компания вдруг куда-то засобиралась. О-пэр взяла на себя детей и собаку, нас всех распихали по имевшимся в наличии машинам, и мы отправились на какой-то праздничный ужин в ресторан с национальной кухней в фешенебельном пригороде Гелиополис.

Нас уже ждал длинный, роскошно сервированный стол. Все глаза устремились на нас, а хозяин рассыпался в любезностях и комплиментах в адрес Аль Насеров.

Я незаметно толкнула Халида в бок и грозно прошептала:

— Я хочу сидеть рядом с тобой, понял?…

В конце концов нас с Халидом усадили рядом с Набилем, который сидел во главе стола. Напротив сидели братья Аль Насеры со своими женами и свояком, рядом со мной — Ибрагим с Айлин, за ними — остальные представители клана Аль Насер. Мое желание сидеть рядом с Халидом мне дорого обошлось. Я оказалась между двух мужчин. На помощь Халида я не очень-то рассчитывала. Тем более что его вниманием сразу же завладели братья Аль Насер. Нам подавали бесконечные соусы, салат из чечевицы, овечий сыр, хумус и мясные шарики. К счастью, Ибрагим проявлял заботу обо мне. Он подсовывал мне разные угощения, объяснял, что из чего состоит, и развлекал меня беседой. Я то и дело вовлекала в эту беседу Айлин, но она явно дулась на своего мужа.

Когда на меня направил свое внимание ещё и Набиль, даже у Халида испортилось настроение. Но это я узнала гораздо позже.

Жена Набиля, Карен, непрерывно занималась гостями. Она то и дело обходила стол, задерживалась на минутку то там, то тут, беседовала то с одними, то с другими. Потом подали горячее, но все, похоже, уже были сыты. Гости, лениво ковыряясь в своих тарелках, перешучивались через весь стол; время от времени раздавались взрывы хохота.

Но вот День свободы, вернее уже ночь, закончился. Все наелись и напились, и мы пустились в обратный путь. В машине Айлин молча сидела рядом со мной и угрюмо смотрела в окно.

— Айлин, а Рождество в Египте празднуют?

Не отрывая глаз от окна, она ответила:

— Надеюсь. Здесь достаточно христиан.

Ее холодный ответ мне был очень неприятен. Значит, она злилась не только на Ибрагима, но и на меня. Я почувствовала, что мне сейчас лучше помолчать. Мужчины беззаботно продолжали беседу, как будто не замечали напряжения, растущего на заднем сиденье.

Ночь была ясная. Месяц лежал, словно чаша, над отелем «Мариотт». Халид учтиво открыл мне дверцу машины. Проходя мимо него, я заметила, что он старательно избегает моего взгляда. В лифте он сразу же воззрился на часы. Потом сделал вид, что ищет ключи, проверяя один карман за другим и сортируя при этом визитные карточки. Не успели мы переступить порог номера, как он сказал:

— Я просто валюсь с ног. Я ложусь спать.

— Милый, что-нибудь не так?

— Да что может быть не так? Я просто устал.

Расстроенная, я проводила его взглядом в коридор. Черт возьми, что же я опять сделала не так? Пусть злится на мужчин, которые уделяли мне слишком много внимания. Я, разозлившись, отправилась в спальню, разделась и стала ждать. Не хватало ещё, чтобы он лег в другой комнате. Что он там так долго возится в ванной? Наконец дверь ванной открылась, и в коридоре послышались шаги в направлении гостиной. Я прислушалась, но не услышала ничего особенного. В конце концов, я вышла посмотреть, что он делает. Халид держал в руке бутылку водки и собирался наполнить рюмку.

— Милый, ты уже достаточно выпил сегодня. — Я осторожно отняла у него бутылку и поставила её на стол. — Лучше бы ты объяснил мне, что происходит.

Он упрямо молчал.

Чистя зубы перед зеркалом, я подумала: «Даже если бы я носила покрывало, это ничего бы не изменило. Как бы глубоко ни была запрятана женская красота — взгляда, тонких пальцев, робких жестов, тяжелого, одурманивающего аромата духов достаточно, чтобы мужчины оглядывались на прекрасную невидимку.

Халид уже лежал под одеялом в полудреме, когда я вернулась. Я выключила свет, повернулась к нему и ласково поцеловала его.

— Я люблю тебя… Спокойной ночи, мой родной…

Когда я откинулась назад, на свою подушку, он вдруг схватил меня и крепко стиснул в объятиях. Он осыпал меня поцелуями, страстно гладил меня, стонал и наконец сорвал с меня ночную сорочку.

РОЖДЕСТВО, 24 ДЕКАБРЯ 1989 ГОДА

Тяжко колыхались по-восточному пестрые волны базара Хан-эль-Халили, оглашая несмолкаемым шумом окрестности. В этом гигантском лабиринте легко было потеряться. Мы с Халидом пробивались сквозь густую толпу, и мне приходилось постоянно следить за тем, чтобы людской поток не оттеснил и не унес меня от него. Посреди этой пестроты и сутолоки раздавались зазывные крики торговцев старинными серебряными и медными изделиями. Нам протягивали кожаные сумки, скарабеев, башмаки, зазывали в увешанные коврами и пестрыми тканями магазинчики.

— Верена, может, подарить Айлин молитвенный ковер для её гостиной? Как ты думаешь?

Мы выбирали рождественские подарки.