Запретная страсть - [46]

– Bene, – произнёс Ник. – Вино dolce, si[26]?

– Si. – Делла, улыбнувшись, выпила вино, и оно ударило ей в голову. Она не хотела думать о том, что сказал бы Марш, если бы увидел ее сидящей в дешевом ресторанчике с человеком, у которого была репутация признанного негодяя. Она играла с огнем, загоревшимся в глазах Ника, когда его взгляд скользил по ее обнаженным плечам и шее.

Внезапно он наклонился вперед и проницательно посмотрел ей в глаза:

– Как хорошо быть Аполлоном и целовать вас, когда пожелаешь.

– Аполлоном? – Делла окунула креветку в лимонный соус, стараясь казаться более невинной, чем она была на самом деле. – Наверное, я слишком много выпила. Я вас не понимаю.

– Бог солнца. Посмотрите, как он играет с вашими волосами и ласкает вашу шею. Ни одному смертному не позволено быть таким дерзким, иначе он получит пощечину, не так ли? – Зубы Ника сверкали на его по-итальянски смуглом лице. – Сегодня вы похожи на Прозерпину – такая же невинная и в то же время взволнованно осознающая все, что происходит кругом. Вы восхищаетесь розой, но вы понимаете, что ее корни уродливо переплетены. Вы видите, как птица бросается на божью коровку. Вы не закрываете глаза на все эти изощренные жестокости и они ранят вас, не так ли?

– Да, – призналась она. – Но разве Прозерпина не стала жертвой Аида, который появился из цветов в своей темной колеснице?

– Князя тьмы, – протянул Ник, не отрывая глаз от Деллы. – Самый жестокий из всех богов, не так ли? Только девственная Прозерпина смогла изменить его мрачный мир. Но только на время. – Как будто его мрачные воспоминания снова ожили для него, он окликнул официанта, чтобы тот подавал следующее блюдо.

Полчаса спустя они вновь сидели в машине. Пиджак Ника был заброшен на заднее сиденье вместе с шляпой Деллы и сумками. Солнце высоко стояло в небе, и только порывы ветра спасли их от жары, когда они мчались по горной дороге в Равелло.

Делла сидела молча, наслаждаясь быстрой ездой, пока они не достигли Valle delle Dragone[27], которая словно затерялась среди висящих садов и старинных вилл с колоннами, увитыми зеленью. Делла перевела дыхание и почувствовала дикое смятение чувств. Словно услышав ее молчаливую просьбу, Ник остановил машину. Автомобиль прильнул к горным склонам. Они оказались в расщелине отвесной скалы.

– Перед нами красота, еще не тронутая цивилизацией. – Ник говорил очень спокойно, держа одну руку на руле, а другую на спинке сиденья за плечами Деллы. – Для этого стоило так далеко ехать, не так ли?

– Да, – пробормотала она, стараясь не шевелиться, чтобы не нарушить очарования. Она также понимала, что одно неосторожное движение – и она коснется Ника, а такое прикосновение могло воспламенить их обоих. Весь этот день между ними ощущалось напряжение, а так как здесь были замешаны физические чувства, то с ними нужно было бороться, хотя их и трудно было игнорировать.

– На другой стороне долины расположено чудесное старинное палаццо, которое вы непременно должны увидеть.

– Это было бы замечательно. – Делла чувствовала, что Ник смотрит на нее, но не осмеливалась взглянуть на него сама. Его брови наверняка изогнуты, губы снисходительно и насмешливо улыбаются, а серый шелковый ворот рубашки распахнут на сильной смуглой груди. Делла отчетливо представляла, как он выглядит, и все ее тело уже пронизывало предательское желание тесно прижаться к нему. – Да, давайте пойдем и посмотрим на это палаццо. – Она отыскала ручку двери, нажала ее и быстро выскользнула из машины на траву. Она яростно пыталась убедить себя, что чувства, испытываемые ею к Нику, имеют чисто физическую основу… но это происходило с ней впервые, и ей ничего не оставалось, кроме как прожить этот день, но не уступить. Это было бы как глоток дикого вина, как запретный экстаз, за которым последовало бы раскаяние, ведь она предала бы Марша… сильного, щедрого Марша, так терпеливо ожидавшего свою Галатею.

Делла и Ник с трудом спустились вниз, цепляясь за пучки травы и камни, и направились к старинному дворцу, расположенному посреди средневекового дворика, на плитках которого красовался фамильный девиз хозяев. Осмотрев дворик, они поднялись на одну из террас, где открывался великолепный вид на окрестности дворца; здесь Ник рассказал Делле о своем доме в Тоскане, окруженном такими же огромными полями и долинами.

– Когда сгущаются сумерки и ночные цветы раскрываются на лианах, все затихает, и только цикады трещат в деревьях. Моя терраса очень похожа на эту. Так приятно сидеть на ней с коробкой сигар на коленях. – Неожиданно Ник вцепился в ограждение террасы, и Делла увидела, как побелели костяшки его пальцев. В тишине этих тосканских вечеров его станут преследовать воспоминания, и он знал это. Прекратятся веселые карнавалы, за шумом которых не будет слышно криков его утонувшей дочери. – В сумерках обычно наступает приятная прохлада. Прохлада, напоминающая звуки фонтанов, лепестки ночных цветов, бледную кожу незнакомой женщины. Мотыльки летают вокруг, словно привидения… – Он замолк, хрипло выдохнув, и внезапно его левая рука сжала руку Деллы. Она не сопротивлялась, так как понимала, что ему необходимо за что-то цепляться, когда воспоминания овладевают им. После нескольких секунд он взглянул на ее руку и ослабил хватку, увидев, что на ее коже остались отметины. – Как хрупка женская рука, но иногда она такая сильная. Она качает колыбель, разглаживает морщины, а иногда она убивает. Эти два пальца, – он поигрывал четвертым и пятым пальцами ее руки, – символы брака и смерти. А здесь, на ладони, – тепло и удар. А здесь, на запястье, – пульс и вены, ведущие к сердцу. Женщины держат счастье и надежду в своих руках, а иногда – вечное проклятие.