Запоздалые истины - [40]

Слежевский встал, открыл печку и подкинул четыре березовых полешка. Пряный дымок на минутку одолел все запахи — Рябинин втянул его жадно, как городской человек, тоскующий по далекому, но еще не забытому.

— Вы говорили, что любовь — это доброта. Я тут думал... Допустим. Но ведь доброта зловредна, а?

— Как зловредна? — удивился Рябинин.

— Неразумная любовь-доброта портит человека.

— Зачем же неразумная?

— А где вы встречались с любовью разумной? Она потому и любовь, что неразумна. Вы замечали, какие хорошие дети у бесстрастных отцов? Замечали, какие обормотистые детки у любящих, так сказать, души не чаявших?

— Ну уж!

— Да я знаю семью... Работящий, добрейший и любящий мужик. А результат? Жена ни во что его не ставит. Дочь выросла бесхарактерной и болтается по мужьям. Собака-овчарка неспособна охранять — боится громкого окрика.

Рябинин не мог отвечать, не подумавши. Но думать не было времени — ему казалось, что смысл сегодняшнего разговора заключен в скорости; нельзя было упускать ту силу, с которой заговорил Слежевский. Рябинин не знал, зачем ему понадобится эта уловленная сила.

— По-вашему, любовь портит человека?

— Именно, — даже обрадовался Олег Семенович точному пониманию его мысли.

Но обрадовался и Рябинин, потому что об этом было думано и даже где-то записано. Что-то туманное... Любимый должен понимать величие любившего...

— А почему? — спросил Рябинин тоже с появившейся силой.

— Скажите, любовь двух людей одинакова?

— Одинакового ничего нет.

— Значит, кто-то любит сильней. Я уж не говорю, когда любит только один. Тогда у второго, который любит слабо или вообще не любит, прогрызается самомнение, спесь, эгоизм... И любовь обернулась злом.

— Но как, как?

— Тот, кого любят, подчиняет себе того, кто любит. Что, не верно?

Рябинин вздохнул облегченно: неверная мысль, которую он не мог побороть, входила в него многодневной заботой.

— Не верно, Олег Семенович. Любовь может испортить только душу плохую или незрелую.

— Такие души мы и любим. Женские, детские...

Они разом повернулись к печке — обиженный чайник бушевал.

Слежевский переставил его на кирпичи, но он еще долго урчал и постанывал. Дух заварки, джинном выскочивший из чайника, мешался с мятой. Травяное сенцо было сметено со стола, появилась сахарница и чайная посуда.

У Рябинина зрел вопрос. И когда чай раскаленно забродил в чашке и привнес свой букет на очки, на лицо, на дрогнувшие от нетерпения губы, он спросил:

— А кто у вас любил и кто был любим?

— Я любил, — чуть повышенным голосом отозвался Слежевский, будто следователь мог не поверить.

10

Инспектора ринулись в город, перекрыли вокзалы, отыскали близких и дальних родственников, устроили засады дома и на работе... Усолкин исчез, как и положено убийце.

Клуб заволокла церковная тишина. Рябинин слонялся по нему из помещения в помещение, словно что потерял...

В танцевальном классе спал повар, вставший в четыре утра. В коридоре рыжий кот звякал пустыми консервными банками. В зрительном зале от перепада температуры потрескивали стулья. По сцене, шелестя забытыми газетами, прокатывался осенний ветерок, падавший откуда-то сверху, со стропил. В кухне другой кот, черный, мистический, привалился к остывающему титану...

Рябинин забрел в библиотеку — большую комнату, иссеченную тощими стеллажами. Он провел рукой по запыленным корешкам и вытащил одну, случайную книгу. «Сто лет криминалистики» Ю. Торвальда... Та самая случайность, которая родится на пересечении закономерностей, — из тысячи книг следователю подвернулась книга по криминалистике. Он уже читал ее. Описано множество громких уголовных процессов, за которыми когда-то следила вся Европа... А Рябинину книжка показалась неинтересной, потому что автор рассказывал про эти уголовные дела так, словно они состояли из одних лишь доказательств, экспертиз и научных заключений. Автор как бы вытащил из этих дел всю психологию — допросы, показания, борьбу характеров, интуицию, следственные ошибки... И пропал в них человек, и стали эти дела походить на лес без листьев.

Рябинин поставил книгу на место. Доказательства, экспертизы, научные заключения... А вот кто ответит, почему он, выехавший на расследование убийства, бездельно слоняется по пустующим комнатам?..

Где-то далеко, на том конце клуба, как на том конце земли, празднично хлопнула дверь и рассыпала по коридору напорный топот. Рябинин быстро пошел на сцену.

По залу плыл Леденцов странным шагом — казалось, что он удерживает себя от желания встать на руки и так идти к следователю. Рябинин невольно подался навстречу.

— Сергей Георгиевич, пруха пошла!

— А теперь по-русски.

— Иду я мимо магазина, а некий гражданин лупцует воблой по голенищу.

Инспектор умолк, призывая следователя оценить невероятную информацию вскинутыми белесыми бровями, вздыбленными красными волосами и вздернутым воротником салатного плаща.

— И что? — не оценил Рябинин.

— А некий гражданин достает пару бутылок пива...

— Очень интересно.

— Я подошел...

— Угоститься?

— Он тоже так глупо подумал, Сергей Георгиевич.

— А зачем подошел?

— Потому что гражданин с воблой походил на гражданина Усолкина, фотография которого лежит в кармане у моего сердца.