Запоздалая оттепель, Кэрны - [26]

— А если я женюсь? — ухмыльнулся Кузьма.

— Свадьбу справим. И живи где выберешь! — понял директор вопрос, рассмеялся громко.

— Яков, у тебя семья имеется? — спросил Кузьма, покраснев за собственное любопытство.

— Семья? Нет. Не завел. Не получилось. Нравилась по молодости одна девушка. Но робость помешала. Нашелся другой, смелый. И увел. Потом случались увлечения. Но дальше этого не шло. Я невезучий. А может, слишком недоверчив. Потому застрял в безнадежных холостяках. Теперь о семье уже и не думаю. Поздно обзаводиться.

— Даже я про себя такое не брешу, не зарекаюсь. Ты вон на сколько моложе. С чего бы эдак?

— Знаешь, Кузьма, у нас мама недавно умерла. Жила в деревне. Мне от нее на память дом остался. Так вот, дважды в жизни я привозил к ней женщин, с какими мог создать семью. Обе проявились именно там. От обеих отказался. Теперь матери нет. Проверить не на ком. А жениться наугад не хочу.

— Что ж, весь век в стардоме станешь маяться?

— Не стоит так, Кузьма. Я не мучаюсь. И другой работы не ищу. Если бы не стардом, ушел бы в монахи…

— Ну и придумал! Ты что? Сковырнулся с мозгов? На кой — в монахи? Иль жизнь опротивела? Иль сам себя невзлюбил?

— Не поймешь меня. Разные у нас жизни и судьбы. Всяк в ней свое видит, — выдохнул Яков тяжелый ком воспоминаний. И повел Кузьму в дом, где жил обслуживающий персонал. — Вот здесь обитаем!

— Стареете? Плесневеете рядом с дедами и бабками? Ну что это? Пороги прогнили, перила поотваливались. Двери искривились, полы разъехались, окна щелястые, потолки в трещинах, как морда в морщинах. Везде у вас неуютно. Рук хозяйских не видно, — вошел Кузьма в комнату Якова.

— Мне б стардом поднять. Чтоб наши не сетовали на свою долю. Знаешь, как на первых порах выбивал деньги на продукты старикам? Со скандалами. С руганью. Недавно все выровнялось.

— Да это понятно.

— Короче! Уговорил я тебя? Переходишь к нам?

— Перехожу, — ответил Кузьма через паузу.

Все время, пока Яков водил его, он присматривался и думал. «Все ж стардом не свинарник. Жилье и жратва готовые. И получка цела. Чего еще желать?» — решил для себя и согласился.

Яков в тот же день послал машину за пожитками Кузьмы. Торопил время, пока Кузьма не передумал.

Его рассчитали в два дня. Не стали уговаривать. И он уехал…

Глава 3. Перемены

Кузьма, перебравшись в стардом, сразу взялся за работу, решив начать с верхних этажей, попросил Якова временно переселить старух в другую комнату.

Тот согласился. Но бабки запротивились:

— Ишь чего удумал, сгонять нас!

— Не-е, соколик! Не выйдет, не получится твое фулюганство. Ты делай, нам не помеха. А и мы тебе не кучки под ногами!

— Эй, бабы! Хоть мужичьим духом наша келья провоняется! Сколько времени того не знали! Держи его! — хохотала озорная старуха подбоченясь и стреляла в Кузьму глазами. — Тебе сколько годков, милый? — спросила улыбчиво.

— Все мои! Тебе-то что до этого? Или бес под юбку влез? — осек строго.

— А ты его вытащи! — ответила тут же, не задумываясь.

— Тьфу! Окаянная! Уже песок со всех дыр посыпался, а у ней все грех на уме! — досадовал Кузьма, разбирая койку.

— Вот это ты уже лишку хватил! — посуровела бабка, нахмурилась и вышла из комнаты, обидевшись.

— Зря ты ее облаял. Не знамши обосрал. Она навовсе не такая. Пошутковать могет. Но дале того — ни шагу! — вступилась за ушедшую назвавшая Кузьму соколиком.

— Всякая из нас не с жиру тут прижилась. С горя! И коли шутить перестанем, жить будет не можно. Перемрем как одна. Слезы — не утеха. Сколько их ни лей, прошлое не воротишь и не поправишь нынче. Сгоняем горькую память из своих душ кто как может. Чтоб и другие сердце не томили. Уразумел? Заместо слез хохочем, хоть внутрях кошки гребут! И не забижай, коли с тобой заговорили. Срамные думки при себе оставь. Так-то оно праведней! — отчитала бабка.

Кузьма тем временем разобрал кровати. Сначала одну, за ней — остальные. Старухи вынесли все пожитки в другую комнату, наблюдали за работой мужика. А тот зачищал доски, перетягивал матрацы, клеил шпон, заменял болты.

Когда время подошло к обеду, бабки позвали его в столовую.

— Некогда мне. Потом. Иначе будете клясть, коли на полу спать доведется несколько ночей.

— Не жрамши останешься — цельную неделю провозишься. Силов не будет. Потому пошли! — настаивали старухи.

Но Кузьма уперся. А через полчаса они принесли ему обед в комнату.

— Ешь! Передохни малость! — уговорили его, усадили за стол.

Кузьма ел торопливо.

— Не спеши, не давись. Успеешь сделать. Мы — простые бабки. Всякого навидались. Переждем и это. Сколько горя пережито! А это — не беда! Для нас стараешься, — успокаивала круглолицая, улыбчивая бабуля.

— То верно. На полу, но под крышей! В тепле да в сухости ожидать можно…

Кузьма к вечеру отремонтировал три койки. Но собрать не спешил. Надо было заменить обивку, дать просохнуть лаку. Четвертую койку заканчивал уже к полуночи, когда старухи из соседних комнат запросили покоя.

— Иди отдыхай, Кузьма! Утром тебя ждем, — сказали бабки.

Кузьма подметил, что та озорная старуха так и не появилась. Ему рассказали о ней немного. И мужику от услышанного не по себе стало. Почувствовал вину. Но как ее загладить? Хотя время и не такое поправляло, успокоил себя. И вспомнил услышанное: