Заповедник архонтов - [5]
Высадили меня на материке Дирах, далеко от тех мест, где располагались ртутные шахты. Материк был огромен, лежал на экваторе и, по мнению попечителя, являлся наименее освоенной территорией по сравнению с двумя другими континентами — Дьори и Такнаалом. Пустошей, дебрей, пустынных и безлюдных мест на Дирахе было достаточно. «Быстролетный» лег на грунт в горной местности, в широкой расщелине с покатым выглаженным дном. Ниже, в распадке позванивал ручей, у истока которого были расположены развалины какого-то сооружения. Я испытывал нестерпимое желание назвать эти руины древним «святилищем», «капищем», «храмом», но вокруг даже намека на ауру святости, таинственной силы, затаившейся в этих дремучих местах, не было.
На Хорде, в присутствии развалин, возможно, даже и культового характера я не испытывал никаких побочных волн, кроме сонного равнодушия, оцепенелого безразличия, которое испытывала эта земля к разумной расе, пригревшейся на ее широкой груди. Это могло означать только одно — мифологическая память у губошлепов стиралась долго, тщательно, на генетическом уровне.
Но этого быть не могло! С точки зрения эволюции подобный вариант был исключен напрочь! Без памяти предков, закрепленной в сказке, песне, детской считалке, в пословице, заговоре, поверье, мифе, наконец, губошлепы не смогли дотянуться до созидания ковчега. Кто-то силком тянул их за уши?
Всю планету?!
Каждую особь?!
Или они были чужие на этой планете?
Я решил не спешить, хорошенько все обмозговать. Устроился поудобнее на каменном выступе, привалился спиной к скале, осмотрелся…
Стояло лето, полный день, сушь… Вокруг меня простирался мир сверкающий, обременительный для глаз. Будь я человеком, уже через четверть часа лишился бы зрения; вряд ли здесь помогли бы и солнцезащитные очки. Под ногами островками лежал мерцающий мох, в который были воткнуты редкие «целлофановые» стебельки и такие же прозрачные кустики колючника. Здесь же ползали нелепые «организмы», поминутно выпускающие ростки, которые на глазах тянулись вверх, рождали соцветия, потом коробочки, которые с треском лопались, разбрасывая вокруг искры-споры. Здесь светилось практически каждое живое существо, а также камни, развалины, скальные столбы.
По берегам ручья, где торчали увесистые кристаллы-«валуны», суетились какие-то водяные жучки с глазами-искорками. По обе стороны от потока стояли грибообразные создания — местные деревья, — шляпки которых были утыканы бриллиантово поблескивающими остриями. Ниже тянулись заросли местного «камыша» — по их стекловидным листьям, лепесткам пышных бутонов ползали какие-то букашки. Ниже начинался пальмовый лес. Деревья представляли собой многоствольные сооружения, осененные «плакучей», как у наших тропических растений листвой. При набеге ветерка они позванивали…
Пусто… Никакого подспудного шевеления, ни раздумий, ни воспоминаний о былом, словно не было на Хорде, «былого». Телепатическая аура была чиста и естественна, как в первые дни творения, ничто не замутняло ее свободные переливы. Точно также вел себя сгусток воды в невесомости — этакий прозрачный шар, поверхность которого в отсутствие гравитации и под воздействием сил поверхностного натяжения, бездумно ходила ходуном. Мое провúдение не отливалось ни в какие конкретные — пусть даже непонятные — формы! Ничто не мешало заглянуть далеко вниз по течению ручья.
А ведь здесь, в расширившемся, поросшем пальмовым лесом ущелье было на что обратить внимание, возле чего постоять, подумать. Ниже по берегу натоптанный тракт ветвился, разбегался в разные стороны. На распутье возвышался вставший на попа, плоский камень. На камне просматривались вырубленные меты, указывающие, направо пойдешь, выберешься к поселению, налево — угодишь на ртутные шахты. Прямая дорога вела в неведомые дали. Решишь вернуться — попадешь в «замок».
Два дня (сутки на Хорде составляли около наших двадцати часов) провел я возле камня, питался, чем Бог пошлет. Потом отправился в сторону «замка». По пути занимался знахарством, просил милостыню.
Подавали… Два раза попадал в руки стражников, прикидывался слепым — бродяжничество на Хорде пресекалось самым решительным образом, босяков повсеместно отлавливали и отправляли либо на поселение, либо приписывали к шахтам, рудникам, гнали на лесоповал, на строительство дорог, на сбор водорослей. Меня спасал возраст. В обличье старика мне не о чем беспокоиться, губошлепы с видимыми увечьями, особи, дожившие до седых перьев, получали желтые билеты, и местные власти напрочь забывали о них.
В замок — или, скажем, форпост, где была сосредоточена местная власть и находилась резиденция губернатора, или, как выражались дирахи, гарцука — меня приволокли сразу, как только в одном из поселений я излечил нескольких губошлепов, захворавших мучной лихорадкой. Они вповалку лежали на земле, за пределами беднейшего квартала, возле кучи отбросов, — умирали тихо, скорбели молча, ни о чем не вспоминали: ни об инкубаторе, где провели детство, ни о годах, проведенных на шахтах, ни о заготовке рыбы в море, ни о мамках, к которым их выпускали раз в месяц. Никто даже в мыслях не вспоминал о результатах этих набегов, о возможных своих наследниках — по крайней мере, я ничего подобного не уловил. Сожалели исключительно о том, что вовремя под руководством старшего не удалось им перемучить эту хворь, а теперь, когда ковчегу больше не нужны их усилия и труды, кто им поможет? Кто сунет в рот спасительную конфетку, которая помогла бы им распасться на изначальные стихии и хотя бы в таком виде поучаствовать в строительстве священного, обещающего спасение всем поселянам корабля?
Тайны Великой Отечественной уже седьмое десятилетие притягивают всех, чьи отцы и деды погибли на полях сражений. Мы до сих пор ищем объяснение несоизмеримости наших потерь в сравнении с другими участниками антигитлеровской коалиции. В ход идет все, что может предложить историческая наука на сегодняшний день: и что воевали мы бездарно, и что в самый ответственный момент подвело руководство, и что отставание в технике сказывалось. Но ответа на главный вопрос - почему вплоть до 1943 года агрессор сумел обеспечить такое громадное превосходство в личном составе? - до сих пор нет.
Новый роман современного писателя М. Ишкова посвящен жизни и деятельности одного из самых известных правителей мировой истории — римского императора Траяна (53-117).
Новый роман современного писателя М. Ишкова посвящен одной из самых известных правительниц мировой истории, ассирийской царице Семирамиде (862–800 до н. э.).
Роман известного современного писателя Михаила Ишкова посвящен Навуходоносору, легендарному царю Вавилонии в 605–562 гг. до н. э. Он правил 43 года, при нем государство окрепло и значительно расширило свои границы. С именем Навуходоносора связано сооружение знаменитых «висячих садов» — одного из семи чудес света. В истории же он остался разрушителем Иерусалима, Бичом Божьим, как его называет Библия.
Телепат и артист, гений и волшебник, ясновидящий и прорицатель, Вольф Мессинг знал многие тайны ушедшего века. Но самой великой тайной был он сам, выходец из бедной еврейской семьи. Мессинг предсказал находящемуся в зените славы Третьему рейху скорый конец в случае похода на Восток. Он еще в 1930 году с точностью до дня назвал дату победного окончания Великой Отечественной войны. Задолго до смерти Сталина угадал месяц и год его кончины. Наконец, он мог не только ВИДЕТЬ с закрытыми глазами, но и ЧИТАТЬ чужие мысли.
Новый роман Михаила Ишкова посвящен одному из известнейших правителей мировой истории, "философу на троне", римскому императору Марку Аврелию (121–180).
Все готово к бою: техника, люди… Командующий в последний раз осматривает место предстоящей битвы. Все так, как бывало много раз в истории человечества. Вот только кто его противник на этот раз?
Археолог Семён Карпов ищет сокровища атанов — древнего народа, обладавшего высокой культурой и исчезнувшего несколько тысячелетий тому назад. Путь к сокровищу тесно связан с нелогичной математикой атанов, в которой 2+2 в одном случае равняется четырём, в другом — семи, а в третьем — одному. Но только она может указать, где укрыто сокровище в лабиринте пещер.
На очень похожей на Землю планете космолингвист встретил множество человекоподобных аборигенов. Аборигены очень шумны и любопытны. Они тут же принялись раскручивать и развинчивать корабль, бегать вокруг, кидаться палками и камнями. А один из аборигенов лингвисту кого-то напоминал…
Американцы говорят: «Лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным». Обычно так оно и бывает, но порой природа любит пошутить, и тогда нищета и многочисленные хвори могут спасти человека от болезни неизлечимой, безусловно смертельной для того, кто ещё недавно был богат и здоров.
Неизлечимо больной ученый долгое время работал над проблемой секрета вдохновения. Идея, толкнувшая его на этот путь, такова: «Почему в определенные моменты времени, иногда самые не гениальные люди, вдруг, совершают самые непостижимые открытия?». В процессе фанатичной работы над этой темой от него ушла жена, многие его коллеги подсмеивались над ним, а сам он загробил свое здоровье. С его больным сердцем при таком темпе жить ему осталось всего пару месяцев.
У Андрея перебит позвоночник, он лежит в больнице и жизнь в его теле поддерживает только электромагнитный модулятор. Но какую программу модуляции подобрать для его организма? Сам же больной просит спеть ему песню.
Каждый из нас в детстве загадывал что, если?.. Что если в руки попадет лампа Алладина? Как поступить, когда нос к носу столкнешься с инопланетянином? Что выбрать, когда тебе предложат исполнить три желания?Мог ли подумать Серый волк, большую часть жизни проводящий в человеческом облике, что битва с нечистью за папоротников цвет обернется для него вечным заточением в волчью шкуру? И что подмогу он найдет в глухой сибирской тайге, где уже многие тысячелетия таится чуждый всему земному межзвездный корабль.