Заповедник архонтов - [2]

Здесь меня и настигла болезнь. Заразился в шахте. Иуда чмокнул в губы. Я упал, сердце больше не билось! Лежал до окончания смены. Все, что во мне было хордянского, а именно плоть, — вело себя терпеливо, не досаждало болью. Как только закончилась смена и стражник ударил в рельс, меня отнесли в барак и уложили на пол.

…Мне бы какой-нибудь антибиотик, самый простенький, может, помог бы этой, осыпанной мучным налетом плоти. Все говорят, что мне повезло — при этой заразе боли не чувствуешь. Умирать легко, только страшно. И правда, боли особой нет, только ломота во всем теле, мышцы ноют, словно перетрудились. Хотя бы откликнулся кто-нибудь — зову, зову, все напрасно.

Эти меня за рукав теребят — рассказывай, мол…

Я вздохнул.

— Сказал Просветленный: «Есть четыре благородные истины или Арьясачча. Познай их и ты обретешь покой. Первая гласит — жизнь есть страдание. В чем же источник страданий? Ответ дает вторая истина. В ненасытной жажде удовольствий, соединенной со страхом смерти — вот в чем источник страданий. Третья истина утверждает, что нить страданий может быть оборвана. Так говорил Гаутама, так говорил Иисус, так говорил Мухаммед. Четвертая истина повествует о благородном пути, ступая по которому, любой может избежать страданий и обрести царство Божие в душе и посмертную радость в райских садах. В этом и заключен смысл жизни. Есть и пятая истина — я бы не назвал ее благородной, я бы назвал ее мудрой. Изрек Христос — можно жить без смысла, не думая о выполнении приказа, можно жить без цели…»

Ученики затаили дыхание. Я примолк, долго смотрел в потолок — по шершавой штукатурке ползали местные насекомые, напоминающие божьих коровок, только спинки у них были лазоревые, тоже в крапинку, и глаза-искорки. Помру, а они так и будут ползать, пока дом не сгорит. Когда сгорит, переберутся в соседний. Там и возродятся в щелях между досками.

— Можно просто жить… — повторил я.

Иуда в углу ахнул. Наступила тишина. Потом Левий Матвей засуетился, принялся искать тетрадку, куда записывал мои изречения. Спросил у Иуды.

— Ты не брал?

Тот плаксиво возмутился.

— Чуть что, сразу Иуда! Не брал я твою писанину. Так запомнишь. Что здесь записывать! Уж куда проще! Убивать будут — не забуду. Можно, оказывается, просто жить. Учитель, — окликнул он меня, — а как это — просто жить?

— Не знаю, — ответил я. — В этом вся соль. Истина глубока, вы можете лишь горстями черпать ее, как воду из родника. Глотните, и уразумеете, что я имею в виду. Можно стремиться к цели, можно и плевать на нее. Можно не опасаться смены цвета Дауриса, гнева гарцука, окрика стражника, бригадира или звеньевого. Если строить ковчег, то только тогда, когда появится желание, когда сами воочию убедитесь, что это дело нужное, полезное, радующее сердце. Вы говорите, отцы наши, деды и прадеды строили ковчег. Все строят ковчег, но видел ли его кто-нибудь из страждущих духом? Вот еще одна заповедь: блаженны страждущие духом, ибо их есть царствие Божие. Поселяне вправе познать плоды своих трудов. Есть и другие истины: не убий, не укради, возлюби ближнего как самого себя, не возжелай ближнему своему того, чего сам не испытал, не прелюбодействуй… Все сразу не упомнишь.

— Ага, — скептически выпятил губу Петр, — а если захочется прелюбодействовать?

— Тогда вспомни благородные истины.

— Как, учитель, у тебя все легко получается, — закрутил головой Савл (я его так назвал за то, что он постоянно и грубо хулил меня, старался поймать на несуразностях, упрямо пытался разобраться в подоплеке свершаемых мною чудес). — Если захочешь чужую мамку, то вспомни, что жизнь есть страдание, источником которого является желания и так далее. Ну, вспомнил я, а если желание — яд этот — ну, насквозь разъедает плоть, что тогда делать?

— Вспомнить пятую истину.

— Ну и?..

— Исполни желаемое.

Теперь ахнули все ученики.

— Ладно, с мамками понятно, — рубанул воздух ребром ладони Петр. — Захотел — исполнил желаемое, не захотел — не исполнил. Как же тогда быть с ковчегом? Что же выходит: хочу — строю, а не хочу — бросай топор, пошли в барак? Так, что ли?

— Да, — с трудом кивнул я.

— Как же тогда, — хитровато прищурился Савл, — разобраться: когда нужно избавляться от желания, а когда нет.

— Голова у тебя на что? — я повысил голос. Действительно умирать от мучной лихорадки совсем не больно. — Прежде, чем желать, задумайся — может, легче избавиться от желания, чем исполнить его.

— Да-а, это думать надо, — недовольно возразил Савл.

— Левий Матвей, Левий Матвей, ну, что ты сидишь! — жарко зашептал Иуда. — Записывать надо!

Потом он поднял руку и робко спросил.

— Можно вопрос? Мне вот что непонятно — всякое ли желание надо обдумывать или только тогда, когда до смерти хочется?

— Вот об этом поразмышляй на досуге. Когда я умру…

Иуда сразу погрустнел, начал тереть глаза кулаками.

Я спросил.

— Приказ можно обсуждать?

Все загоготали, даже Иуда повеселел, с интересом глянул на меня — во дает учитель!

— Кто же приказы обсуждает, — басом ответил Петр. — Попробуй обсуди, вмиг на сбор водорослей сошлют.

— Вот видите! — подтвердил я, — А желания обсуждать можно. И должно! Захотелось чего-нибудь — ну, я не знаю: украсть или донос на собрата написать. Или мамку нарядную увидел… Не спеши. Сядь, пошевели мозгами, с опытными людьми посоветуйся — стоит ли? Есть еще одна заповедь. Вот что, други мои, зарубите себе на носу — мамка тоже человек.