Запонь - [24]

— Не дам. Пригодится в хозяйстве.

Даргиничев глядел на капитана по-прежнему весело, добродушно. «Или так стукнуло в Лункулансаари, может, по сих пор не очухался... Контуженный, видно...»

— Придется обращаться к вашему начальству, вплоть до командующего армией, — сказал Даргиничев. — Нам такие права даны решением Военного совета...

— Иди ты, директор... — сказал капитан.

С тем и ушел Даргиничев из командирской избы.

5

Стемнело уже, но в деревне слышался скрип шагов по умятому снегу. Кто-то кашлял, кто-то смеялся, где-то рдела цигарка, мяукала гармошка. Сквозь щели закутанных окон цедился свет. Даргиничев помнил, как рано засыпала эта деревня в мирное время, только брехали собаки. «Собак-то извели, что ли, — подумал он, — или командир ихний распорядился... Дундук гарнизонный. Ну ладно».

Он отыскал председателеву избу, в ней не было света. Председатель вышел на стук — в опорках, в кальсонах, сухонький, колченогий, Андрей Иваныч...

— Даргиничев я, Степа, помнишь, лодку-то первый раз на Кондозере пускали с мотором, я ее привозил... — Даргиничев говорил веселым, громким голосом.

Председатель зажег лучину. Голубенькие старые его глаза слезились.

— Да ты военный теперь или как? — выспрашивал он Даргиничева.

— Не, мы к лесу с тобой приставлены, Андрей Иваныч. Директор я Вяльнижской сплавной конторы. Без лесу много не навоюешь. И блиндажа не построишь. Лес нам поручено партией и правительством заготовлять. Ленинград поддерживать лесом. Там уж они все дома деревянные сожгли подчистую, хлеб спечь у них дровишек не хватает. На нас с тобой у них надежда, больше не на кого. Мне полномочия даны — мобилизовать все внутренние резервы. Вот ты и есть для меня внутренний резерв. Без твоей подмоги я нуль без палочки. Лесная промышленность без колхозника — все равно что армия без пехоты.

— Дак ведь какая помощь, — сказал Андрей Иваныч, кряхтя, дымя цигаркой, — людей-то в колхозе всего ничего, себе-то за дровами съездить в лес — целая история. С хлебом плохо. Хлеб весь съели подчистую.

— Хлеб есть у меня, рожь вологодская, немолотая. Не знаем вот, как на муку ее переделатъ. И водка устюжинская есть. Поможешь мне дело поставить в лесу, будешь со мной работать рука об руку — внакладе не останешься. Мы люди с тобой свои. Простые люди. Договоримся. Это вон капитан у вас с гонором. Ну ничего, надо будет — подправим ему мозги. Армия пусть воюет, Андрей Иваныч. А нам с тобой хозяйство вести. Хозяйство в стране нарушится — значит, пиши пропало.

— Дак а ржи-то много ли у тебя? — интересовался председатель.

— Хватит! — заверял Даргиничев. — Смолоть ее надо, Андрей Иваныч, жмыходробилка у тебя, я видел, брошенная валяется. Тебе она ни к чему, а нам бы сгодилась на первый случай. И локомобиль под открытым небом ржавеет. У нас есть в Вяльниге локомобиль, да золотник у него сработался... Золотник — это сердце локомобиля.

— Дак это конечно, — соглашался председатель.

Так они разговаривали, трещала сосновая лучина, роняла в деревянную бадью летучие перышки.

Потом они вышли на волю. Деревня затихла совсем. В намерзлом заиндевевшем небе ежились звезды. Председатель стучался в окошки, в одно, другое. Его пускали в избы. Вместе с ним выходили на улицу женщины в кацавейках. Андрей Иваныч привел под уздцы запряженного в дровни мерина. Артелью раскачали завязшую в снегу жмыходробилку. Но не хватило артели силенок поднять жернова на дровни. Андрей Иваныч снова стучался в глухие окна. Не скоро, не вдруг выходили на председателев зов шондоринкие бабы. Но выходили.

Жернова уложили в сани. Председатель почмокал, подергал вожжи: «Н-но, пошел». Мерин дернул, мотнулся вправо, влево, полозья жестко заскрипели, как по песку.

— Спасибо, бабоньки! — громким шепотом сказал Даргиничев. — Вот ужо муки намелем на этой вашей оказии, блинов напечем. Масленицу справим.

Бабы глядели на него в сомнении, как бы в полусне, еще не поняв, для чего и откуда взялось, верить этому мужику в романовской шубе или не к добру его появление в ночи.

Так и остались они. Председатель Андрей Иваныч вывел воз на зады деревни. Дорога значилась на снегу, бежала к близкому лесу.

— Тут за дровами у нас езжено, — сказал председатель. — Делянка ваша оставлена с лета. С той стороны к ней кыженские ездят. В аккурат на большак и выберешься. Все патрули минуешь.

— Спасибо, Андрей Иваныч, — сказал Даргиничев. Он долго держал в своей большой пясти председателеву руку, крепко ее сжимал. — За нами не пропадет.

Он взял вожжи, почмокал мерину, мерин пошел и скоро стал белый, заиндевел.

...Через день Даргиничев приехал в Шондорицы на тракторе «сталинец», укрытом — для маскировки — сосновыми ветками, с приказом из штаба дивизии выдать локомобиль. Капитан выделил в помощь команду — размонтировали локомобиль, погрузили в сани.

— А ты, директор, настырный парень, — сказал капитан. — Такие мне нравятся.

Глава пятая

1

Ленинградских девушек везли через озеро на машинах. Дорога от Осиновца до Кобоны была не то что длинна, но долга, изрыта, искрошена бомбами. Машины ползли от полыньи к полынье, от бомбежки до бомбежки. Морозная метель залетала в фанерные кузова-фургоны, кто ехал живым на Большую землю, кто помер, — не разобрать. Мертвые тесно сидели в ряду с живыми, упасть им некуда было. В Кобоне их отнесли в сторонку, сложили в маленький штабель. Живых накормили горячим супом с мясом, с картошкой. Довезли до железной дороги, погрузили в теплушки.