«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [89]

Между прочим, Руденко, генеральный прокурор СССР пятидесятых годов, тот самый, который прославился в Нюрнберге, напишет в своей записке 1955 года, что «копия протокола допроса Арутюнова приобщена к делу по обвинению Косарева».

Я лично, будучи в 2020 году в архиве ФСБ, ее там не видела. Вполне возможно, что ее изъяли из дела и переместили в другую папку. Жаль.

Ну ничего, есть другие документы.

Всплыли вещи, о которых я раньше ни от кого не слышала. Даже от покойной бабушки Нанейшвили, к примеру, которая хорошо знала, чем занимается ее муж. Согласно показаниям старого большевика Арутюнова — который-не то чтобы разговаривал с Косаревым, а вообще не был с ним знаком! — в 1934 году встретились Косарев, Салтанов, Гобечиа, Георгий Твалчеридзе, Жоржоладзе и Амвросий Рамишвили в гостинице «Первомайская» в Москве.

Там они якобы «критиковали выступление Берия по вопросу об искажении истории компартии Грузии, причем Косарев утверждал, что Берия притесняет старых большевиков, имея в виду Ф. Махарадзе и Миха Цхакая».

А как об этом узнал сам Арутюнов? Оказывается, после казуса между Косаревым и Багировым на даче в Волынском, когда Берия стал попрекать Косарева в Кремле, Косарев «пытался выяснить у Арутюнова, кто сообщил Берии о разговорах, имевших место в гостинице».

Когда же в 1954 году арестовали и Багирова, а мою бабушку попросили дать показания по его поводу, Нанейшвили сказала: «Мой муж считал Берию человеком нечестным, способным на любую провокацию!» И в качестве примера приводила случай компрометации бывшего полномочного представителя ОГПУ в Закавказье Реденса.

Здесь, очевидно, бабушка имела в виду историю, когда Берия, чтобы занять место Реденса в Закавказском ГПУ, напоил Станислава Францевича до полусмерти, бросил на улице, тот устроил пьяный дебош с девками, попал в милицию, о чем узнал Сталин. Реденс являлся Сталину родней — оба были женаты на сестрах Аллилуевых. Иначе бы Реденса после такого скандала не перевели в Белоруссию, а расстреляли.

Впрочем, его и так расстреляли, но позже.

А теперь представим себе политическую ситуацию в сталинской империи в виде океана.

На поверхности все хорошо. Жизнь шла по плану: собрания, праздники, балет, спортивные победы, театр. Но в глубинах замерла подводная лодка, на которой плели фантастические интриги и точно знали, когда и по кому требуется нанести удар. В то время как жертвы понятия ни о чем не имели. Им улыбался сам вождь. Их награждали орденами, брали у них интервью, повышали по службе, даже разрешали съездить за границу.

На этой поверхности, посреди безмятежной водной глади покачивалась и лодка Александра Косарева.

Судьба его покачивалась.

Но время шло, и пора было начинать давление. Чтобы народ не подумал, что славные чекисты могут просто так схватить популярнейшего среди молодежи человека, бросить в застенки, а потом убить.

Сталину требовался повод, и он сформулировал претензии для Косарева: почему, дескать, вся страна, партия борются с врагами народа, а Косарев самоустраняется от этой работы?

Однако ни Косарев, ни Пикина в те дни понятия не имели, что давление на центральный аппарат комсомола не случайность и не профилактика, что это четкий план и автор его — Сталин.

Вдруг 21 июля 1937 года он вызвал к себе Александра Косарева, Валентину Пикину и Павла Горшенина.

В кабинете уже сидел нарком Ежов, перед ним на столе лежала раскрытая папка с бумагами.

Вождь встретил посетителей вроде дружелюбно, предложил рассаживаться, но потом сменил тон и, ни о чем не спрашивая, изрек:

— У вас в комсомоле орудуют враги! Много врагов! Вам это известно?.. Думаю, хорошо известно! А вы, руководство, не только пребываете в благости, но и не помогаете органам разоблачать их!

Косарев и Пикина переглянулись, Горшенин побледнел.

Сталин несколько секунд молчал, с прищуром вглядываясь в их лица.

Потом обратился к Ежову:

— Николай Иванович, ну-ка, доложи нам: как в комсомольских организациях происходит борьба с врагами народа?

Ежов встал, и Пикина, которая до этого видела Ежова издалека, удивилась, насколько он был мал ростом. Карлик. Даже ниже вождя.

— В Саратове нами арестован первый секретарь обкома Назаров. Он признался, что состоял в контрреволюционной организации. Назвал соучастников.

Очевидно, среди тех, кого назвал Михаил Назаров, не было ни Косарева, ни Пикиной, ни Горшенина, иначе бы их повязали прямо в приемной.

Поняв это, Косарев попытался объяснить, что ЦК комсомола не собирает компромат на своих работников, но люди Николая Ивановича хватают людей, даже не извещая об этом ЦК комсомола.

— А с какого перепуга я должен вас извещать? — огрызнулся Ежов, бросив взгляд на генсека. — У меня такой инструкции нет.

Сталин мрачно молчал.

Пикина сказала, дерзнув обратиться не «товарищ Сталин», как требовали правила, а «Иосиф Виссарионович».

— Я знаю Михаила с детства. Мы начинали с ним в Ленинграде, в одном райкоме на Васильевском острове. Недавно я была у них в Саратове на пленуме, осталось хорошее впечатление.

Ежов усмехался, качая головой: дескать, ври-ври, пока можешь!

Пикиной могли припомнить и пятый пленум ЦК ВЛКСМ, где говорила о перегибах и ошибках в поисках врагов, об излишних подозрениях, исключениях невиновных из комсомола. Эта речь даже вышла отдельной брошюрой.