«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [53]

А через два года, в 1935-м, они сошлись ближе, потому что ЦК комсомола взялся помочь организовать II Московский международный турнир по шахматам. Турнир проводили в Пушкинском музее (доме Ивана Цветаева).

После первого тура Ботвинник рассказал Косареву, что устроено все очень плохо. Наверное, потому, что никто не ждал, что в здании соберется около пяти тысяч зрителей.

Косарев навел порядок.

Сделав вывод из этого урока, следующий III турнир Косарев устроил в Колонном зале Дома Союзов, в котором не только до конца СССР проводили шахматные турниры, но также часто устраивали панихиды по знаменитым покойникам, отчего в Москве стали говорить: «Где конь висел, там гроб стоит!»

Ботвинник вспоминает также драматичный эпизод, когда в конце турнира он отставал от Капабланки, но еще мог его догнать. Для этого ему нужно было выиграть у гроссмейстера Рогозина. И тут на Михаила Моисеевича начали давить: зачем тебе, мол, выигрыш у Рогозина, он тебе все равно не поможет, а Рогозину пол-очка могут пригодиться. Игра-то командная. Главное — честь СССР!

И Ботвинник растерялся.

И вдруг появились Косарев и Лукьянов, секретари ЦК комсомола. Ботвинник решился посоветоваться с Косаревым.

— Александр Васильевич, как поступить?

Косарев нахмурился и сдвинул свои знаменитые брови.

— А ты не сомневайся, Михаил, — сказал он шахматисту, — борись за победу, это нам важнее!

То есть, как считал Ботвинник, Косарев глубже понимал ситуацию, чем его друзья по команде. В 1935 году только у Ботвинника был шанс получить признание в шахматном мире. И он выполнил совет Косарева. Благодаря чему уже в 1936 году, выиграв турнир в Ноттингеме, получил поздравительную телеграмму от Косарева, Крыленко и Ангарова — заместителя отдела пропаганды из ЦК партии.

Больше им никогда не пришлось увидеться с Косаревым.

Глава пятнадцатая Особенности сталинской охоты

Охота на всякого зверя и на птицу была модным занятием в тридцатые годы. Поэтому многие партийные начальники имели не по одному, а по два-три двуствольных ружья. Кто побогаче — натуральный Sauer с ореховым прикладом и отделкой серебром. Но таких ружей с прежних времен осталось мало, а новые — завозили редко. В Гражданку «зауеры» отнимали у помещиков, курочили, обрезали стволы, обрезы — любимое оружие махновцев.

Еще 17 ноября 1920 года вышло постановление Совета Труда и Обороны «О мерах по обеспечению оружием, огнеприпасами и снаряжением охотников по добыче пушнины», которое уже 18 ноября было подписано Лениным. Постановлением предписывалось «…немедленно организовать ремонт и выработку охотничьего оружия на Ижевском и Тульском заводах…». Но производство разворачивалось медленно.

Охотники тридцатых годов имели либо двуствольное ружье ИЖ Б–36 12-го калибра, его делали в Ижевске, либо Тульскую «тозовку», ТОЗ, курковую двустволку 16-го и 20-го калибров.

Косарев не был богат, но многие годы, еще с Гражданки, собирал огнестрельное оружие. У него имелись именные браунинги и маузеры, всяческие курковые и бескурковые ружья, карабины с пулями на медведя — целый арсенал. Но ему нравилось стрелять не столько зверя, сколько охотиться на птицу. И поэтому открывался сезон, и как выходной — так Саша брал ружье, собаку и уезжал в леса.

Моя бабушка Маша, жена Косарева, оставалась дома с Леночкой.

Косарев обычно уезжал с водителем Женей Любимовым спозаранку, на рассвете, часто еще затемно, а возвращался, как повезет, к вечеру. И всегда с добычей, чтобы порадовать семью.

Так что если в выходной — а он при Сталине был один, только воскресенье! — звонил служебный телефон, это было исключение, а не правило. Позвонить мог Сталин, который плевать хотел на личное время подчиненных и сам работал как подорванный. Позвонить могли по тревоге, когда требовалось срочно созвать членов ЦК в Кремль.

Поэтому когда среди бела дня затрещала кремлевская вертушка, Маша и няня переглянулись, Мария Викторовна сняла трубку.

— Слушаю.

— Это Мехлис, — раздался в трубке малоприятный голос с хрипотцой. — А где Косарев? Я могу с ним поговорить?

— Здравствуйте, Лев Захарович! К сожалению, муж не может сейчас подойти к телефону!

— Мария Викторовна, что значит, не может? Косареву нужно срочно прибыть к товарищу Сталину!

— Хорошо, я ему передам, но к телефону позвать не могу, его нет дома…

В трубке помолчали. Потом Мехлис, сменив тон, сказал:

— Маша, ну мы же давно знакомы. Скажите, что с ним случилось? Не гульнул ли вчера? Даю вам честное партийное слово, что никому не скажу.

— Точно не скажете, Лев Захарович? А то, если Саша узнает, у меня будут неприятности.

— Да говорите же вы, наконец! Я же вам слово дал!

— Он на охоте. С утра. После обеда обещал вернуться.

— Ну хорошо, когда появится, не забудьте сказать, пусть немедленно выезжает в Кремль!

Разумеется, Мехлис, верный холоп Сталина, был обязан доложить Хозяину о происшедшем. Причем, как хотел, с любой подачей. По идее, Сталин мог понять «младшего генсека», поскольку в те годы сам увлекался и рыбалкой, и до некоторой степени охотой.

Что до рыбалки, то Иосиф Виссарионович откровенно совершал браконьерство, за что любой из его подданных запросто мог получить тюремный срок.