«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [50]

Минов сажал самолет, а планеристы крутили в небе петли, иммельманы, штопоры.

На скамьях аплодировали.

Сталин любил поговорить с летчиками.

Он подозвал Минова, спросил, не вносил ли он изменения в конструкцию спарки: больно уж лихо у него получается… Да, признался Минов, он убрал переднее сиденье вместе с рычагами, а управлял самолетом на заднем, где обычно сидит ученик.

То же сделал Алексеев, и на новом У-2 показал почти цирковой номер под названием «Первый самостоятельный вылет ученика на самолете». Это был авиационный шарж, аттракцион. Алексеев умышленно ошибался в пилотировании, заставлял самолет принимать в воздухе неестественные положения, какие мог бы допустить неопытный ученик. Но машина послушно выполняла самые нелепые воздушные эскапады и, наконец, приземлилась с такими большими прыжками и козлами, что и впрямь можно было подумать, что она сейчас вся развалится на куски.

Знатоки и члены правительства смеялись.

Второй — и весьма опасный! — аттракцион он назвал «Посадкой со штопора».

Алексеев развернулся над Москвой-рекой, с высоты метров пятьсот убрал газ. Машина замерла, а потом, когда мотор заглох, стала падать с неба, как кленовый лист с ветки. Алексеев рассчитывал приземлиться у посадочного «Т», но на пятом витке машина ушла за дамбу, плюхнулась на воду, раздался сильный всплеск. Он не приземлился, а приводнился в реку!

Какой скандал!

Все зрители оцепенели.

Стали заводить санитарную машину — как назло, стартер воет, двигатель не заводится.

Сталин принялся нервно вышагивать вдоль скамейки.

Водитель санитарки выскочил из кабины, попробовал завести мотор с ручки. Вставил ручку, крутит, руки дрожат, ноги подкашиваются.

Ворошилов побледнел, подошел к Минову.

— Что вы скажете? Алексеев жив?

— Не знаю, — честно отвечал Минов. — Пожалуй, у него худо. Вода жесткая штука.

Не говоря никому ни слова, Косарев и Алкснис вскочили на подножки «Паккарда» Алксниса, заорали на шофера: «Гони!» Взревел двигатель, и авто понеслось в сторону дамбы, скрылось за косогором. Дальше была река.

На аэродроме воцарилась тягостная тишина. Прошло минут пять. Сталин молчал, посасывая трубку.

Наконец из-за дамбы показался «Паккард», в нем было уже четверо вместе с водителем Алксниса. Косарев, стоя на подножке машины, еще издали радостно крутил кепку над головой: все нормально!

Присутствующие вздохнули с облегчением.

Подъехал «Паккард», и все увидели на заднем сиденье бритую голову Алексеева, его забинтованный лоб. С одежды стекала вода, но жив! Он выбрался из машины сам, подошел к Ворошилову с докладом, но тот махнул рукой.

— Переоденьтесь и в санчасть!

Александру Яковлеву запомнилось, что в тот же день правительству показали новые спортивные и учебные самолеты.

Они взлетали один за другим и брали курс на деревню Павшино. Там они выстроились в линию, дали полный газ и пошли к границе аэродрома, обгоняя друг друга. УТ-2 вырвалась вперед и первой промчалась над центром Тушина.

«Сталин подошел к машине, — пишет далее Яковлев, — постучал пальцем по крылу.

— Дерево? — спросил он.

— В основном сосна и березовая фанера, — ответил я.

— Какая наибольшая скорость?

— 200 километров в час.

— А у самолета У-2?

— 150.

— А на какой машине лучше готовить летчиков для истребителей И-16? На У-2 или на этой? — спросил Сталин у толпившихся вокруг летчиков.

— Конечно, на этой, — зашумели все в один голос.

— А почему?

— Да ведь у этой скорость больше и она моноплан, так же как И-16, а У-2 — биплан.

— Выходит, что надо переходить на эти, более современные машины?

— Правильно, — в один голос ответили летчики.

— А на каком заводе строили вашу машину? — обратился Сталин ко мне.

— В кроватной мастерской на Ленинградском шоссе.

— Как-как?.. В кроватной?!

И тут я коротко рассказал о своих трудностях и о том, как наш конструкторский коллектив попал в кроватную мастерскую.

Сталин одобрил нашу работу. Потом он поинтересовался, какой мощности мотор, нельзя ли увеличить скорость самолета и что для этого нужно сделать. Он заметил, что учебные машины должны быть такими, чтобы ими без труда могла овладевать масса летчиков».

Нечасто, но случается присвоение имени при жизни.

В Тушино был аэроклуб имени Александра Косарева, и он стал настоящей школой авиации и almamater классных пилотов.

Осоавиахим строил новые спортивные самолеты и самолеты для обучения курсантов. Там работали конструкторы, ставшие потом легендарными: Вячеслав Константинович Грибовский, Сергей Павлович Королев, Иван Николаевич Виноградов, Игорь Павлович Толстых.

Именно аэроклуб Косарева регистрировал рекорды Чкалова, Громова, Коккинаки.

Мало в какой стране так резко выделялись контрасты. Мало какую страну раздирали такие противоречия!

Мало еще где в мире звон кандалов заглушал звон рекордов!

Мало еще откуда на весь мир гремело вранье о якобы «небывалой производительности труда», в то время как по ленинским предначертаниям эта «производительность» росла за счет концентрационных «воспитательных» лагерей, за счет рабского труда. А любое инакомыслие, даже намек на него, даже случайный и вполне безобидный анекдотец в метро мог закончиться ГУЛАГом.

И за все это мы должны поклониться в ножки кремлевскому узурпатору?