«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [39]
Нет, Александру Косареву было больше не суждено увидеть Горького живым.
Уже в наши дни писатель и критик Павел Басинский предпримет еще одну попытку — уж какую по счету! — попробовать разгадать тайну смерти Горького. Сам умер или был отравлен, заморочен врачами-вредителями?
Возможно, в моих словах звучит ирония, но это горькая ирония, поскольку, как мне кажется, пока существует российская государственность в этом виде, ФСБ постарается и дальше удерживать в архивах секреты такого рода, где ГПУ-НКВД выглядит не просто в невыгодном свете, а просто удручающе.
«Ушел ли он из жизни по болезни, старости (но Горький был еще не стар, 68 лет! — А.К.), — задается вопросом Басинский, — или его убил Сталин?»
От водителя мы знаем, что 28 мая 1936 года по дороге с Малой Никитской на казенную дачу в Горки-10 Горький попросил остановится у кладбища Новодевичьего монастыря. Ему захотелось посмотреть, как получился памятник Максиму — сын умер два года назад якобы от пневмонии.
Мы говорим «якобы», потому что многое, что касается жизни Горького, особенно последних лет, не подлежит однозначному утверждению.
Памятник придумала и сделала прославленная Вера Мухина, которую в нынешней России не помнят даже как автора дизайна пивной кружки и граненого стакана под водку! Алексею Максимовичу понравилось. Он поплакал, а потом попросил проводить его к могиле Надежды Аллилуевой. С женой Сталина их связывала нежная дружба.
И все было ничего в дальнейшие дни. И кажется, ничто не указывало на фатальную тревогу — классик сидел в кабинете, разбирал бумаги и отвечал на письма, сам писал кому-то, гулял во внутреннем дворике, подолгу сидел на скамейке.
Но в начале июня всё резко ухудшилось и Горький слег.
Тут его жена Екатерина Пешкова решила, что муж умирает.
«А.М. — в кресле с закрытыми глазами, с поникшей головой, опираясь то на одну, то на другую руку, прижатую к виску, и опираясь локтем на ручку кресла. Пульс еле заметный, неровный, дыханье слабело, лицо и уши и конечности рук посинели. Через некоторое время, как вошли мы, началась икота, беспокойные движенья руками, которыми он точно что-то отодвигал или снимал что-то…»
В общем, хоть беги за священником.
Наверное, с перепугу сообщили Сталину о предсмертном состоянии классика соцреализма, тот пообещал приехать.
Горькому вкатили две дозы камфары.
Когда появились Сталин, Молотов и Ворошилов, Горький как бы ожил.
«А.М. уже настолько пришел в себя, что сразу же заговорил о литературе. Говорил о новой французской литературе, о литературе народностей. Начал хвалить наших женщин-писательниц, упомянул Анну Караваеву — и сколько их, сколько еще таких у нас появится, и всех надо поддержать… Принесли вино… Все выпили… Ворошилов поцеловал Ал. М. руку или в плечо. Ал. М. радостно улыбался, с любовью смотрел на них. Быстро ушли. Уходя, в дверях помахали ему руками.
Когда они вышли, А. М. сказал: «Какие хорошие ребята! Сколько в них силы…»
Конечно, хорошие!
Отборные ребята!
Убийцы все до одного!
Не случайно уже давно стала хрестоматийной сцена, весьма, кстати, правдивая, поскольку хранится факсимиле. Когда вождь, прочитав одно из самых беспомощных, почти графоманских вещей «Девушка и Смерть», начертал на обложке, что эта вещь будет посильнее «Фауста» Гете!
Сам писал стихи семинаристом. Поэтам виднее.
Глава одиннадцатая
«Красная стрела»
В середине января Косарева за упрямство бросили в карцер, на дворе лежал снег и стояла жуткая холодина с ветром. Он мог бы увидеть эту смертную белизну — снег на крыше военной тюрьмы и вокруг. Но он видел только голый бетон, и сердце уже в который раз сжалось от тоски: сколько на сей раз? Сутки, двое, трое?
Однако дверь заскрипела, открываясь, и конвойный приказал выходить.
Косарев, который пролежал на этом голом бетоне примерно час, — больше лежать было не на чем! — не смог подняться. Он собрал все силы, но тело будто онемело. Конвоир позвал кого-то, гаркнув в коридор, появились два дюжих надзирателя.
— Этот?
— Этот!
Косарева подхватили под руки, как труп, и поволокли.
Он очутился в ярко освещенном помещении, типа небольшого актового зала, на третьем этаже. Его бросили на стул без наручников. Слева и справа от себя он увидел обитые кожей двери. На стенах портреты Сталина, Молотова, Кагановича и Ежова.
Все они смотрели с золоченых рам на Косарева высокомерно и с явным осуждением: как же вы, товарищ, докатились до такой жизни?
Затем его проводили в соседнюю комнату, это был уже кабинет, за столом сидел майор Шварцман и еще двое военных.
— Косарев, ваше письмо передано товарищу Берии. Как складывались ваши отношения с наркомом Ежовым до вашего ареста?
Речь шла о письме Косарева в адрес наркома внутренних дел из следственного дела номер 21523, том третий, страница 172, написано Косаревым 8 января 1939 года.
Еще до ареста Косарев знал о недовольстве Сталина Ежовым, о жалобах с мест на его методы. И хотя он дал «большевистское слово учесть свои ошибки» 23 ноября 1938 года, как раз в те дни, когда семью Косаревых изолировали в Волынском, Ежов подает Сталину заявление об отставке с поста наркома НКВД.
Начинается медленное его падение.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.