Заплесневелый хлеб - [35]

— Вы же помните, о каких низких расценках мы с вами договаривались, — продолжал Амитрано, — они возможны только в такие тяжелые времена. Вы знаете, что рабочий в моем положении согласен трудиться за любую плату, лишь бы не сидеть сложа руки.

Триджани, соглашаясь, легонько кивал головой, по-прежнему уставившись в витрину. Своего решения он изменить не мог и ждал только подходящего момента, чтобы со всей твердостью сказать, что по крайней мере сейчас ничего поделать нельзя. Ему невыгодно было объяснять, почему именно он договорился со своим мастером, так же, как невыгодно было, — мало ли что может случиться? — окончательно порывать с Амитрано. Если бы его мастер вдруг опять заболел или, обратившись к инспекции, потребовал разных там компенсаций, Амитрано еще мог оказаться ему полезным.

— У меня большая семья и большие расходы, — продолжал Амитрано, глядя, как его родственник кивает головой, и надеясь разжалобить его этими подробностями, — каждое утро, не успеешь и лба перекрестить, выкладывай двадцать лир: за квартиру, за свет, за воду. А ведь надо еще накормить девять ртов! Те немногие деньги, что мне удалось наскрести, тают, как воск! А когда и они кончатся, не знаю уж, что мне продавать, куда голову преклонить.

Он замолчал, понимая, что, если и теперь ему не удалось растрогать Триджани, то бессмысленно далее расписывать свою нищету. Он шел на все эти унижения только для того, чтобы его родственник почувствовал, как тяжко ему возвращаться домой с известием, что и эта последняя надежда рухнула.

Дон Николо медленно вынул руки из карманов, разгладил отвороты пиджака и обернулся.

— Дорогой мой, я тебя понимаю! — сказал он и пошел в глубь помещения, вынуждая Амитрано следовать за собой. — Но для переселения тебе надо было выбрать другое время. Мертвый сезон бывает не только в маленьких городках, но и здесь, у нас. Ты должен был подумать о том, что мы пережили кризис и что его последствия еще далеко не ликвидированы.

Однако он понял, что затронул тему, не имеющую ничего общего с обещанием, которое, пусть наполовину, но все же было им дано. И заговорил о другом.

— Ну, что я могу тебе заказать? Смотри! Гарнитуров с необитыми стульями и креслами очень мало. Ну вот этот или вон те. Может, такому провинциалу, как ты, покажется, что этого много, но никак не мне, я завален самой различной мебелью. К тому же в нынешние времена я не могу вкладывать средства в мебель, которую еще неизвестно когда продам.

Он обернулся, услышав стук входной двери. Вошли два пожилых человека. Прежде чем Амитрано успел сказать, чтобы дон Николо, не стесняясь, занялся покупателями, а он, дескать, обождет, троюродный брат протянул ему руку.

— Попробуй зайти недели через три-четыре. Тогда посмотрим. Если у меня будет какая-нибудь работа, я поручу ее тебе, — говорил он, уже подходя к покупателям.

Слегка кивнув головой, Амитрано пошел к выходу.

— Обманщик! — сказал он вслух, едва закрыв за собой дверь. — Нисколько не изменился! Продержал два часа, чтобы в конце концов заявить, что у него нет никакой работы. Крутил, вертел и так и этак, не осмеливаясь сказать сразу. Обычный прием подобных негодяев. А уж этот, со своим свиным рылом!.. Никогда в его жилах не текла настоящая кровь. Мне уже не впервой слышать такие советы: «Сегодня умри, а завтра как-нибудь перебьешься!» И люди еще говорят, будто от доброго дерева родится добрый плод! Не хочу его попрекать, но ведь я жизнью готов был рисковать, когда тетки болели испанкой. А его мои беды ни капельки не трогают. Вот так родственник! Да он даже не предложил мне сесть, обращался со мной хуже, чем со своим работником! Боже мой! Где же нынче человеческие чувства?!

Злость взяла его, когда он вспомнил, как унижался перед Триджани. Прав был отец: никогда не надо унижаться перед людьми, выставлять напоказ свою нищету.

Люди не любят выслушивать жалобы на нищету. Их это раздражает и даже пугает. Они и обращаются с тобой, как с нищим. Нет, нищету надо прятать под маской улыбки, стараться, чтобы ее не увидели в морщинах на твоем лбу, в горькой складке у рта. Ее надо скрывать и, рыдая, не переставать улыбаться. Как говорится в старой неаполитанской поговорке: «В сердце нож, а на устах улыбка». Именно так! Люди не могут и не желают понять чужие слезы и страдания. Они интересуются тобой, ценят тебя только, если ты выглядишь веселым и беззаботным. А если ты умеешь прихвастнуть, пофасонить — и того лучше! Тем больше у тебя шансов привлечь внимание ближнего, заинтересовать его. Человека считают не таким, каким он стремится быть, а таким, каким ему удается казаться. Но ведь лицемером и обманщиком тоже надо родиться.

Он уже подходил к тому кварталу, где находилась его мастерская, и это заставило его замедлить шаг. Сейчас он должен будет рассказать жене, как обернулось дело, и выслушать все, что она ему на это скажет. Будто мало ему забот! Да, конечно, Ассунта по-своему права, но сейчас он не хочет слышать ни от кого замечаний, даже от своей жены. Ведь не из каприза какого-нибудь перебрался он в город! А между тем казалось, будто Ассунта забыла о тех доводах, которые он ей приводил перед отъездом, и теперь плачет целыми днями, желая дать ему понять, что именно он всегда был несчастьем для своей семьи, он привел ее на край гибели.