Записки военного советника в Египте - [31]

Шрифт
Интервал

Но не только боевые дела не давали мне покоя. Чисто житейские вопросы, без решения которых нельзя было нормально жить, требовали арабского языка. Обстоятельства вынудили меня к интенсивному изучению языка моих новых друзей. При всей их доброжелательности и приветливости и даже при желании создать мне некоторые удобства их природная беспечность и неорганизованность причинили мне немало огорчений.

Так, я не шел в столовую до тех пор, пока меня не приведут туда (если не забудут, бывало и такое). Не ложился спать, пока солдат не приложит ладони к склоненной голове и не поманит меня за собой. На первых порах я не имел постоянного места и не знал, где придется ночевать следующую ночь. Я ложился в душной мэльге на голое и довольно колючее и пыльное одеяло в одних трусах и до утра не спал, ворочаясь с боку на бок, вытираясь полотенцем через каждые полчаса. Таким образом, у меня оказалось несколько свободных дней для наблюдений и размышлений. А полуголодная жизнь заставила искать выход из создавшейся обстановки. В поисках выхода я вспомнил нашего знаменитого путешественника Миклухо-Маклая.

Хоть и разделяла нас добрая сотня лет, но ситуация была похожа. Миклухо-Маклай, живя один среди папуасов, нашел способ научиться их языку, что в значительной степени помогло ему выполнить поставленные наукой задачи. Не говоря уж о том, что знание языка папуасов сохранило ему жизнь. Вспомнил я и дикого Пятницу. Уж если дикарь под руководством Робинзона изучил английский язык, то мне просто стыдно не знать арабского языка, общаясь с грамотными и вполне цивилизованными арабами.

Эти рассуждения вдохновили меня, и через несколько дней в моей записной книжке появились первые арабские слова, написанные русскими буквами: пить — ашраб, кушать — акэль. (Именно кушать, а не есть. Слово «есть» имеет два значения и не так просто разъяснить их значение арабу. Поэтому мы всегда говорим кушать, избавляя себя от ненужных объяснений и путаницы. Так же поступали с другими словами, имеющими несколько значений). Спать — анаом, простыня миляйя. Стол — тарабиза, стул — курси и так далее. Стоило мне запомнить десятка два слов, и жить стало легче.

Оказалось, что есть распорядок дня, а в нем, как в любом распорядке дня, отведено время для приема пищи, для отдыха и для работы.

Появились (хоть и не сразу) простыни. Чай и кока-колу я стал пить не только по приглашению, но всегда, когда появлялась жажда.

Нет, я не преодолел языковой барьер. Мне удалось заглянуть сквозь узкую щелочку на ту сторону, и я увидел много интересного и непонятного.

Недели через две мне удалось достать русско-арабский разговорник. С помощью разговорника дела мои двинулись вперед с гораздо большей скоростью. Я усердно читал арабские слова, написанные русскими буквами, и арабы, хотя и с некоторым напряжением, понимали меня. Иногда они шумно спорили между собою. Заставляли повторять иное слово по нескольку раз. Наверное, добивались нужного звучания и тональности. Добившись своего, громко смеялись и хлопали друг друга по ладоням. При этом дружно говорили:

— Тамам, порядок, мистер Васили!

Но обратная связь совершенно не действовала. Передача информации шла в одном направлении: от меня к арабам. Изучая разговорник, я обнаружил, что я знаю гораздо больше арабских слов, чем думал.

Оказалось, что не так уж трудно запомнить еще десятка два слов из арабского лексикона, потому что это были и русские слова, но имели арабское значение.

Судите сами. Разве трудно запомнить, что арабское слово «сундук» означает по-русски «ящик»? Слово «базар» — «рынок», или тот же базар. Но если вы скажете вместо «базар» «сук», то и в этом случае араб поймет, что вы интересуетесь базаром, а не сучком.

Исходя и этого, я составил небольшой словарь:

бедный — фыкыр,

брюки — панталон,

бритва — мусс,

валюта — флюс,

бык — тиран,

газета — журнал,

вдвоем — сава,

гром — рад,

добрый — хасан (имя),

кувшин — олля,

котлета (фарш) — кофта,

кулак — яд,

клоп — бак,

лето — сейф,

кукуруза — дора,

мозг — мох,

ночь — лель,

огонь — нирон,

плотина — тын,

яд — сам,

хитрый — макар,

сало — саман,

девочка — бинта,

соловей — бульбуль,

мать — ум,

небо — сама,

работа — щеголь,

тесть, свекр — хам.

брат — ах.

Внимательно просмотрев значение слов в моем словаре, легко запомнить, что, например, кулак это вовсе не кулак, а яд, что плотина — это воспетый в песнях тын, а хитрый макар — тот самый Макар, который телят не гонял (хитрец знал, что гнать их придется очень далеко!).

Известное стихотворение Пушкина «Тираны мира! трепещите!» дословно переводится: «Быки мира! Трепещите!»

Некоторые слова запомнились сразу и навсегда. А может, не сразу, а в силу постоянного напоминания. Но что навсегда, бесспорно. Тучи надоедливых мух. Разве забудешь, что их называют дэббэн. Это днем. А ночью кровопийцы москиты — намус.

Появились в мэльге мыши — фаар. И всем им нужно делать «касуру». Слово «касура» столь универсальное, что сходу модно набрать дюжину ее значений: авария, смерть, болезнь, поломка, неисправность, ошибка и так далее.

Короче, любая неприятность есть «касура». Любопытно, что арабы считают «касура» русским словом и о любом неприятном случае говорят нам «касура». Русские же считают это слово арабским и действует так же. В любом случае для ясности нужно показать, что «касура» — нога, автомашина, колесо, самолет, страна, дом и прочее. Но скорее всего это слово интернационально и корень его арабский «каср» ломать или искаженное «максура» — равнозначное немецкому «капут». А вот со словом «фантазея» совсем непонятно. Арабы считают его русским, русские — арабским. Означает оно — отдых, отпуск. Хотя по-арабски слово «фантаз» — башня, а «отпуск» — агяза.


Рекомендуем почитать
Максимилиан Волошин, или Себя забывший бог

Неразгаданный сфинкс Серебряного века Максимилиан Волошин — поэт, художник, антропософ, масон, хозяин знаменитого Дома Поэта, поэтический летописец русской усобицы, миротворец белых и красных — по сей день возбуждает живой интерес и вызывает споры. Разрешить если не все, то многие из них поможет это первое объёмное жизнеописание поэта, включающее и всесторонний анализ его лучших творений. Всем своим творчеством Волошин пытался дать ответы на «проклятые» русские вопросы, и эти ответы не устроили ни белую, ни красную сторону.


Вышки в степи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всем спасибо

Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.


Троцкий. Характеристика (По личным воспоминаниям)

Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.