Записки тюремного инспектора - [319]

Да и люди уже изменились. Те, кто еще не так давно были бодрыми и сильными и участвовали в борьбе с большевиками, теперь опустились физически и морально и просто постарели до такой степени, что уже вышли, как говорится, из строя. Вот, например, доктор Любарский, с которым я совершил 3-й Кубанский поход, уже живой труп, как выразился мой брат, встретивший его недавно в Сесветах. «Смотрю, - говорит он, - идет посреди улицы не то баба, не то странник, сгорбленный, придавленный, передвигаясь мелкими, старческими шагами, и при встрече со мной сказал: я совсем умираю». А ведь это заслуженный человек, бывший дивизионным врачем на германской войне и проведший добровольческую компанию. Мой брат предложил ему, чтобы он приезжал умирать к нам. Я жду Любарского и приготовил ему место в своей комнате, но беда в том, что он пьет и разучился говорить по-русски.

Время быстро идет, не щадя современников. Мой брат старше меня и настроен еще более пессимистически. И я беспокоюсь за него. Он уже давно кашляет, и я боюсь, чтобы не повторилась прошлогодняя история с воспалением легких, тем более что с наступлением морозов мы живем в холоде, не умея приспособиться к отоплению железных печек в комнатах. Я вижу, что и брата моего беспокоит его недомогание, и он торопится оформить свой незаконный брак с Надеждой Петровной, чтобы не оставить ее в случае своей смерти в неопределенном положении.

Мы, правда, оба уверены, что большевизм в России на исходе. Для нас это ясно, несмотря на то, что Франция вслед за Англией признала большевиков и отвратительно братается с ними. Скоро большевиков признает и Малая Антанта, то есть второстепенные европейские государства. Но и этому мы не придаем значения. Эта отвратительная картина повального психоза и гниения западноевропейской цивилизации может вызывать лишь чувство презрения и гадливости к моральным ценностям народов, населяющих Западную Европу. Мы знаем и говорим всегда, что и этому будет конец и что рано или поздно этот процесс гниения европейской культуры закончится. И это уже чувствуется. Англия уже опомнилась. Макдональд уже сброшен с пьедестала, и его заменило правительство из людей прежней культуры. В Америке президентом вновь избран Кулидж, что несомненно убережет ее от заразы большевизмом. Конечно, отрезвление скоро наступит и во Франции. Но все это задерживает падение большевиков. И Бог знает, как долго будет продолжаться это безобразие.

Для нас и то хорошо, что совершенно неожиданно в Белграде недавно произошел правительственный кризис, который привел опять к власти прежнее правительство Пашича. Радич бежал из Югославии, и местные большевики остались без главаря. С переменой власти заметна и перемена настроения. Говорят то же самое, но шепотом. Радича обвиняют в том, что он не использовал настроение масс и, вместо того чтобы действовать, объявил борьбу парламентскую, чем парализовал революционный экстаз. С нами даже любезны, но мы все-таки не верим и готовы к новым испытаниям.

Наступили холодные осенние дни последних чисел ноября месяца. Для русских беженцев вообще и повсюду это тяжелое время. Нужно приспосабливаться к зимнему сезону и пережить зиму. У большинства, конечно, нет теплой одежды. Нет соответствующей обуви и, самое главное, нет средств, чтобы отопить свою «особу». Мы не приспособлены в этом отношении к местным условиям. Правда, климат здесь мягче, чем у нас, но, в сущности, зима та же. И нас удивляет, что здесь нет настоящих печей, а повсюду в комнатах, даже и в городах, стоят железные печурки или маленькие кафельные печи, в которых тепло держится, пока они топятся. К тому же квартиры и комнаты не имеют сеней и передних, а двери, в большинстве одностворчатые, выходят прямо во двор, как в сараях.

Эти резкие перемены температуры от жары к невозможному холоду в комнатах лишают возможности жить нормальной комнатной жизнью. И вот это главная причина, вследствие которой мой брат никак не может отделаться от кашля. Все русские зимой кашляют. Это бич нашей беженской жизни. С наступлением осени первой у нас закашляла Верочка (дочь прислуги Тани) и скоро умерла от воспаления легких. Это первая русская могила на кашинском кладбище.

Бракосочетание моего брата с Надеждой Петровной было назначено на 24 ноября. Но, вернувшись 21-го числа из Загреба, Николай Васильевич слег и на следующий день сказал мне, что, по-видимому, у него начинается воспаление легких. Тем не менее он решил венчание не откладывать и ехать к назначенному дню в Загреб. Уговоры и возражения не принимались. Но случилось иначе. Температура быстро поднялась до 39 с лишним, и накануне ночью Николаю Васильевичу сделалось так плохо, что он послал за мной. «Идите скорее, - будила меня Таня, - ну же, скорее!» Я не решился спросить Таню, в чем дело, так я был уверен, что меня зовут к умирающему. После припадка удушья Николай Васильевич ослабел до такой степени, что уже не мог подняться с постели.

Наступал последний день перед Рождественским постом. Н. В. был очень удручен, не желая умереть с укором совести на душе. После небольшого совещания было решено, что живущая у нас пациентка брата О. М. Матковская поедет сейчас же в Загреб и отвезет П. М. Боярскому письмо, в котором Н. В., уведомляя Петра Михайловича о своем безнадежном положении, просит помочь ему устроить свои личные дела, в которые Боярский был уже посвящен ранее.