Записки тюремного инспектора - [290]

Но едва ли не самое гнусное во всех этих переживаниях это был грабеж. Русских грабили все. Грабили при переходе границы, при посадке на иностранные суда, при выгрузке, на этапах, в пути, в лагерях, больницах и в общежитиях. Грабежи и взятки - это то явление, с которым прежде всего столкнулись русские беженцы, спасаясь за границу от большевиков. Чтобы спастись и не быть выброшенными обратно к большевикам, беженцы не только платили пограничникам безумные деньги, но отдавали все, что было при них. И в данном отношении алчность иностранцев была непомерная, и ждать пощады от них было нельзя. Им отдавали все, и беженцы являлись на пограничный пункт чуть не в одном нижнем белье.

В большинстве случаев лица, переходящие границы смежных государств, подвергались двойному грабежу. На русской территории их грабил русский мужик, а там, где люди искали спасения, их грабили иностранцы. Русский мужик был в этом отношении снисходительным. Мы испытали это сами. Когда при переходе румынской границы возле д. Глинное нас грабили русские мужики, мы просили их оставить нам некоторую сумму денег на хлеб, объясняя, что иначе мы пропадем с голоду. И они дали каждому из нас полторы-две тысячи рублей. Мне лично бородатый мужик дал 2000 украинскими деньгами. Все-таки у этих русских грабителей была какая-то совесть. Вручая мне из моего бумажника эти деньги, мужик оправдывался: «У меня, - говорил он, - добровольцы реквизировали лошадь, стоящую 80 тысяч рублей». Он отдал мне бумажник с документами и кошелек. Это было не нужно мужику, и я вспоминаю в параллель к этому, с какой корыстностью присвоил себе румынский офицер отобранный у меня под видом холодного оружия мой перочинный ножик. Я отлично понимаю, что офицера прельстил завьяловский клинок моего ножа, и я с глубоким презрением смотрел на этого ничтожного в культурном отношении человека.

Грабеж русских не прекращался и после границы. Ослабленные, голодные, иззябшие беженцы не выдерживали этого испытания и массами заболевали. Тот, кто попадал в больницы, выходил оттуда совершенно ограбленным. При нас в Румынии из больницы выпускали русских чуть не в одном нижнем белье. Особой приманкой была обувь и, конечно, золотые и серебряные вещи. В Аккермане ограбление больных было настолько обычным явлением, что русские даже не пытались протестовать. В г. Варне (Болгария) мы часто посещали Державную больницу, где лежал наш земляк доброволец Сеноженский. И здесь мы выслушивали жалобы наших русских больных на то, что у них не только пропали в цейхгаузе все вещи, но бывали случаи, когда санитары-болгары насильно снимали с больных золотые и серебряные вещи. Но здесь все-таки люди были у цели. Они были вне пределов досягаемости большевиков и готовы были мириться с этим бесправным положением беженца.

Ужасом веют рассказы участников перехода различных иностранных границ и с воинскими частями, и группами, и в одиночку. И поражает, что двух мнений нет. Это то же самое, что испытали мы. Редко кого не ограбили, а если и попадались такие счастливцы, которые избежали этой участи, то они были свидетелями, как грабили других. Я помню отлично, как в одной из больших крымских газет летом 1920 года была помещена статья участника отхода воинских частей на Грузию, и там подробно было описано, как грабили грузины русских людей. Я вырезал из газеты эту статью, но бросил ее потом при эвакуации Крыма.

Остатки воинских частей, переходящие границы своего государства, обычно обезоруживались тем государством, на территорию которого они вступали. И вот тут-то под видом отобрания оружия шел повальный грабеж и военных, и их семейств, и тех, кто шел с ними. И это грабили не отдельные бандиты и шайки, а власть - пограничная стража и организованные воинские части. Еще меньше считались с отдельными невооруженными группами беженцев и отдельными лицами, переходящими границы. С ними не церемонились вовсе и отбирали все, разрешая следовать дальше в положении нищего. Пощады не было никакой ни для взрослых, ни для детей.

И это считалось счастьем, так как могло быть и хуже. Задерживаемых сплошь и рядом отправляли обратно к большевикам. Чудовищными теперь кажутся нам рассказы этих несчастных людей, пробиравшихся по ночам в незнакомой местности, в лесу или болотах, по колено в промерзшей грязи и ожидающих ежеминутно опасности быть обнаруженными. Как звери, крадучись и прячась от людей, люди, ставшие сами похожими на зверей, грязные, обмерзшие, укрываются днем в лесной чаще или под валежником и с воспаленными от бессонных ночей и страданий глазами ждут ночи, чтобы не наткнуться на охотников за человеческой личностью. И с той и с другой стороны их караулят как на звериной облаве. Назад возврата не может быть, а впереди люди - звери.

Мы не решились бы писать так, если бы сами не испытали это положение затравленного зверя. Нас ловили большевики, но поймали румынские жандармы и гнали назад, на русский берег Днестра, чтобы передать на растерзание большевикам. Это состояние приговоренных к смерти людей не сравнимо ни с чем. Спасения ждать было неоткуда, и сопротивление было бесполезным. И это происходило на глазах всего мира и ведомо тем демократическим парламентам, которые так любят делать запросы своим правительствам.