Записки тюремного инспектора - [100]

Они держали себя дерзко и под видом обыска начали грабить и снимать с присутствующих верхнюю одежду, угрожая в случае сопротивления применить оружие. Мужики были вооружены в большинстве топорами, но были и с винтовками. Остальные держали в руках колья. Было ясно, что крестьяне пришли грабить. Полковник А. Я. Ольховиков заявил нам, что крестьяне сняли с него шинель и отобрали сумку с вещами и часы. Полковника Янковского ограбили дочиста. И. А. Гиренко рассказывал нам, что с него сняли шубу и силой заставили выйти из хаты, чтобы следовать к большевикам. Мужики говорили, что сейчас придут крестьяне села Завертаевки всем селом, и все равно всем присутствующим придется сдаться большевикам.

Еще в самом начале полковник Сергей Михайлович Гегелло, вспомнив вчерашнее обещание румын помочь, если бы их пришли бы грабить, быстро направился с двумя офицерами на румынский пост и сообщил румынам, что крестьяне грабят и заставляют идти к большевикам. Румынские пограничники в числе пяти человек схватили винтовки и, перебежавши Днестр, неожиданно появились среди грабителей. Большинство крестьян бросилось бежать. Остальных румыны застали на месте преступления. Крича что-то по-румынски, один из румынских солдат замахнулся прикладом винтовки на пожилого крестьянина с окладистой бородой и ударил его в бок. Мужик поднял обе руки вверх, желая, по-видимому, защититься и упустил награбленные им вещи (желтый чемодан и солдатскую шинель). Другой крестьянин, к которому подбежал румын и целился ему прямо в грудь, бросил вещи, ограбленные им у полковника Ольховикова, и, как бы защищаясь руками, молил о пощаде, выкрикивая, что у него пять душ детей. Румын выстрелил, и мужик упал навзничь, умирая на глазах всех окружавших его. В это время штабс-капитан Котлубай (сын расстрелянного в г. Николаеве генерала Котлубая) гнался за убегавшими грабителями и стрелял по ним из оставшегося при нем револьвера. Котлубай догнал пожилого мужика и почти в упор убил его двумя выстрелами.

После этого румыны пригласили всех бывших на русском берегу перейти на румынскую сторону к румынскому кордону. Почти до вечера больные и раненые сидели на румынском посту озябшие и голодные, пока наконец сестры Докучаева и Абалкина не вернулись из Пуркар. Румынский комендант и врач в Пуркарах согласились принять больных, но в числе не более 50 человек. Врач Докучаев начал выбирать наиболее серьезных больных. На этой почве произошло много недоразумений и ссор. Доктор обещал остающимся лично попросить коменданта и высказывал уверенность, что завтра все будут пропущены в Пуркары, но публика на это не соглашалась, и когда партия в 50 человек двинулась в путь, все остальные последовали за ними.

Никакие угрозы на них не действовали. Каждый понимал, что остаться - это значило погибнуть. Сестра Абалкина возмущалась этим и кричала, что скажет по-румынски сержанту, и их отправят на «тот берег». Выхода из положения не было. Вся эта группа людей шла вперед, но не успели они отойти и сотни шагов от румынского пикета, как с горы по ним начали крыть пулеметы. Вся партия легла на землю. Румынский сержант, сопровождавший партию, махал шапкой и руками, показывая пулеметчикам, чтобы они прекратили стрельбу, но это было безрезультатно. Румын побежал на пост и верхом на лошади поехал на гору, чтобы переговорить с пулеметчиками. Более четырех часов вся эта группа людей, больных, голодных, иззябших и страдающих лежала на снегу при морозе до 12 градусов, и никто не мог приподняться, так как румыны тотчас открывали огонь. Доктор говорил нам, что именно здесь, на этом месте многие поотмораживали себе конечности и застудили болезни.

Румынский офицер, прибывший с горы, уладил этот инцидент и разрешил всем, как больным, следовать в Пуркары. Местные жители в Пуркарах (бывшие русские) знали уже о трагедии добровольцев и выслали навстречу больным подводы. В Пуркары к тому времени привезли раненых и больных, оставшихся в с. Раскаец. Многие из них по дороге умерли и замерзли. Их везли в десятиградусный мороз почти голыми. Некоторые были в бессознательном состоянии, и среди них были сыпнотифозные. Больница в Пуркарах была переполнена, поэтому прибывших разместили в школе. Школа была неотапливаемая, и здесь, в этом холоде, нашли себе наконец покой эти исстрадавшиеся люди.

Местное население, конечно, отнеслось очень сочувственно к прибывшим и тотчас снесли в школу массу съестных припасов и вина, которыми накормили изголодавшуюся публику. Румыны ничего не сделали для русских. Впрочем, явившийся в школу комендант был любезен и распорядился выделить особо тяжело раненных и отправить их в больницу. Возле школы был сначала поставлен румынский караул, но через два дня он был снят. Румынский комендант Пуркар говорил потом врачу Докучаеву, что в плавнях реки Днестра лежит свыше 500 трупов русских, погибших при переходе румынской границы.

Это подтверждали также привезшие из с. Раскаец в Пуркары раненых и больных. Они рассказывали, что их по наряду заставляли подбирать на льду раненых, которых они возили целый день в Раскаец. Они видели на льду и в плавнях массу замерзших и убитых. Они же - эти прежде русские-бессарабцы, а теперь румынские подданные - говорили нашим офицерам, что они приняли бы добровольцев в село Раскаец, но румыны не позволяли дружелюбно относиться к добровольцам. Из медицинского персонала кроме Мальчевской погибла сестра милосердия Васта Никифоровна Толмачева. Судьба ее точно неизвестна, но по слухам, сказал мне Докучаев, она была ранена в с. Раскаец, а потом кто-то видел будто бы ее мертвой. Обе сестры погибли при исполнении своего святого долга. Кроме того, пропал без вести чиновник П. А. Берзин - помощник заведующего хозяйственной частью при госпитале.