Записки тюремного инспектора - [102]

* * *

Мы сидели на русском берегу реки Днестра и обсуждали свое положе -ние. Несмотря на сильный мороз, было жарко - вероятно, от того подъема настроения, которое было вызвано нашим отступлением из с. Раскаец.

Во всяком случае, мы решили отделиться и действовать самостоятельно. Публика шла в разных направлениях. Многие в одиночку и группами подходили к нам и спрашивали, что мы решили предпринимать. Мы отвечали, что сами еще не знаем, но в группу генерала Васильева мы не пойдем. Они шли дальше, по-видимому, сами не зная, куда и зачем они идут. Мы решили идти на север по берегу вдоль Днестра и пробираться на Каменец-Подольск. Мы карты не знали и не знали того расстояния, которое нам предстоит сделать. Вероятно, это было верст шестьсот. Нам казалось, что возле самого берега большевиков не будет, и нам удастся благополучно миновать опасные места. В крайнем случае мы перейдем где-нибудь выше Днестра и будем пробираться по ночам по румынской территории. Мы не сомневались, что нам придется претерпеть большие лишения и, может быть, нас по дороге ограбят, но выбора не было. Идти сдаваться большевикам было безумием.

К нам присоединился некто А. А. Мельников, помещик Гомельского уезда, правовед, который умолял нас принять его в компанию. У нас у всех была только одна тревожная мысль. Мы боялись замерзнуть и умереть с голоду, если крестьяне отнесутся к нам враждебно. Но в таком положении, как мы, были многие. Из с. Раскаец вышли тысячи людей с женщинами и детьми, которые так же, как и мы, находились в плавнях реки Днестра. Большинство, конечно, попадет в руки большевиков, но мы хотели избежать этого. Еще в с. Раскаец мы видели эту ужасную трагедию. Отдельные группы военных, целые воинские части, статские с женщинами и детьми в диком ужасе под пулями в мороз шли голодные и усталые обратно на русский берег на полную неизвестность. Многие не выдержали и лишили себя жизни. Между прочими на глазах жены и некоторых офицеров застрелился полковник Майдель, тот, который подвез мою невестку до с. Коротное.

Очутившись на льду в камышах, люди не знали, на что решиться. Потом мы узнали, что многим удалось все-таки остаться на румынской территории, а некоторые перешли тотчас границу выше и ниже с. Раскаец и удачно скрылись от румын. Румыны выискивали укрывающихся и отправляли на русский берег тех, кого задерживали. Конечно, громадное большинство осталось в камышах. Часть их замерзла, часть попала в руки большевиков, а что сталось с остальными, мы не знаем. Несомненно было только одно: все были ограблены румынами, крестьянами и большевиками отряда Котовского, который специально занимался ловлей остатков добровольческой армии и грабил всех тех, кто очутился в плавнях реки Днестра.

Потом уже, проходя Бессарабию, мы узнали, что повсюду в деревнях и селах Бессарабии (ныне Румынии) лежит масса больных русских, причем в одном только селе Пуркарах в 18 верстах от с. Раскаец находится свыше 80 человек с отмороженными конечностями. Большевикам и местным крестьянам досталась громадная добыча. Все то, что было оставлено в плавнях при переходе Днестра, вместе с громадным количеством повозок, упряжью, сундуками и прочим имуществом досталось прежде всего крестьянам, затем румынам и потом большевикам. За это имущество боролись между собой румыны, большевики и крестьяне.

Мы торопились и взяли налево, чтобы не терять из виду правый гористый берег Днестра. Мы шли без дороги камышами и местами, заросшими лозой. Становилось холодно. Мороз покрыл инеем лица и выступал на воротниках. Нас обгоняли статские и военные одиночками и группами и спрашивали, куда мы идем. Теперь мы уже твердо отвечали: «В Каменец-Подольск». На нас, вероятно, смотрели как на сумасшедших, но и у них вид был не лучше. Глаза их горели, лица были бледные, худые, грязные. Каждый тащил с собой котомку, чемодан или сумку. Они все почему-то брали вправо и шли быстро. Мы боялись потерять берег и держали левее.

Скоро мы вышли в лес или вернее в болотистое полесье. Деревья здесь были тонкие, высокие и густо поросшие. В этой лесной глуши мы скоро увидели весьма пожилых лет крестьянина с девочкой лет четырнадцати, который рубил и наваливал на дровни дрова. Почтенная его наружность не вызывала сомнения в том, что с этим человеком можно было бы поговорить, посоветоваться, и мы подошли к нему. Старик оказался неприветливым и, видимо, не желал с нами говорить. По моему мнению, он крал дрова и сам скрывался от людей. Я отлично сознавал, что наш план граничит с безумием и что пройти так 600 верст нам не удастся, тем более что уже несколько дней мы были почти без пищи и без сна. Но что было делать? Единственная надежда была на крестьян, если они не выдадут нас большевикам, но уверенности в них не было. Мы решили действовать осторожно.

Решено было переждать здесь и переночевать в этом лесу. Мы уже выбрали раскидистое дерево, под которым было много сухого листа и выступал толстый корень, делая как бы углубление возле объемистого ствола. Место было глухое, покрытое снегом, на котором нигде не было видно следов. Очевидно, сюда никто не ходил. С Бессарабского берега периодически и со всех сторон трещали пулеметы, обстреливая подступы к румынской территории. О переходе Днестра не могло быть и речи. Да к тому же мы знали, что румыны все равно переправят нас обратно, если бы мы вступили на их территорию. Выбора не было. На этом берегу постоянно слышались одиночные выстрелы, но не так уже близко. Мы начали было устраиваться. Это было, вероятно, около 12 часов дня.