Записки старшеклассницы - [32]
«Уважаемая девочка!
Вы меня извините за «уважаемую», но… скажу вам прямо: вы мне нравитесь. Вы, конечно, скажете «чудак, с первого взгляда…». Но понимаете, это не всегда так бывает, но в данном варианте — так. Уважать человека можно за внешнюю его приличность, но самое главное — за внутреннюю. Но с первого взгляда человека уважаешь только за внешность… Ну ладно, давайте знакомиться и будем друзьями. Итак, я — Адик. Дайте ответ передавшему вам записку и подпишитесь полным именем, а также телефоном».
А на обороте этой записки другой текст:
«Уважаемая Юлия Ивановна!
Я не имею времени зайти снова в школу, но я очень беспокоюсь за поведение своего дурацкого сына. С ним дома беседовали и устно и физически. Прошу письменно ответить, как теперь его поведение и успеваемость. С приветом к вам
родительница Михайлова».
Записку эту я получила в седьмом классе на школьном вечере, от семиклассника из другого класса.
Нечаянно я ее раскрыла на послании мамы и сначала ничего не могла понять, а потом пришла в полный восторг, показала ее Сороке, а он очень странно себя повел — взял и растворился. Только через год он сказал мне, что ему было неприятно, что какой-то олух увидел во мне «девицу».
Но неизвестно, кто из них больший олух.
Мама права: я не могу нравиться нормальным людям, все знакомые мальчики оказываются «с приветом». И Димка, и Степка-балбес, и даже Сева. Единственное исключение — Олег, но до чего скучное это исключение…
Увы! Все открылось…
Согласна, поступок свинский. Оказывается, он волновался, что у меня начинают барахлить легкие, температура была «субфебрильная». Но могут у современного человека быть минуты, когда он не хочет, не может, не желает идти в школу?
Короче, отец сказал, что мне теперь не бывать в кино и театре. Я спросила невинно: «И в музее?» Он сгоряча кивнул, а я обрадовалась. Икона взяла за моду водить нас в музей, а потом требует, для закрепления, чтобы мы описали, к примеру, что лежало в правой витрине третьего зала… Зеленая тоска! А теперь я смогу отбояриваться, говоря: «Мне папа запретил…»
Что касается кино, то я все равно буду ходить. Сбегу в крайнем случае с классного часа, если появится настоящая картина. Не могу же я не видеть того, что весь класс обсуждает?!
А тут было не страшно, точно трупы — скульптуры из гипса или мрамора, совершенно ровный белый цвет и слабо пахло формалином.
Девочки ахали, всячески проявляли смущение и отвращение, ведь труп был женский, обнаженный. Но, честное слово, пола, возраста в этом не ощущалось. Только если воображение не в ту сторону…
В анатомичке работали два студента, и когда они услышали наши эмоциональные кокетливые повизгивания, они окинули всех взглядом, точно перед ними стадо поросят.
И я решила доказать, что не все девчонки ломаки.
Я подошла поближе, задавала вопросы, и доктор, друг Фиры Львовны, сказал, что я — прирожденный хирург, раз не боюсь крови, не страдаю «дамской брезгливостью».
А после экскурсии Фира Львовна зазвала меня в свой кабинет и предложила стать у нее лаборанткой. Я, конечно, согласилась, она абсолютно справедливый человек с минимальным количеством недостатков. Не случайно, что из нашей школы больше всего учеников идет в мединститут и на биофак. Хотя уклон чертежно-архитектурный.
Может, я наконец открыла свое призвание?
Ведь многие боятся крови. Например, Степка-балбес; он чуть в обморок не грохнулся. Фира Львовна на что плохо видит, а прямо телепатически почувствовала это, протянула ему нашатырный спирт.
Инна говорила, что врачом может быть человек, если он любит людей. А мне не бывает противен никакой больной человек. Я же сидела с Сорокой, когда он в колхозе свалился…
Я уже побывала у мамы в библиотеке, набрала книг про врачей: Кронина, Синклера, Германа. Больше всего понравился Кронин. Его герои — это одержимые. А Володя у Германа прежде всего человек; он был бы таким в любом деле. Мартин же Эроусмит просто слизан у Кронина! Даже странно: неужели Синклер ничего не стеснялся?!
У меня есть смешной способ оценки книги — хочется от нее реветь или нет. Может быть, и глупо, но потом, когда отревешься, так легко на душе. Обидно, что я редко бываю одна в комнате. Обязательно папа или мама заметят мои слезы и сыплют вопросами. Ну, я вру, жалуюсь на боль в голове, животе… Кому охота, чтоб его или дразнили, или жалели?!
Возмущает меня только, что у всех писателей хорошие врачи — мужчины. Конечно, женщине трудно без остатка отдаваться работе, но можно не выходить замуж.
