Записки старшеклассницы - [3]
Правда, мама и знаки Зодиака высмеяла, но, наверное, они все же существуют, иначе бы не продавались в магазинах даже золотые знаки Зодиака.
И еще девчонки у нас гадали, какой тебя человек полюбит, по тесту. Говорят, он был напечатан в каком-то журнале, перевод с английского. Там уйма вопросов задается, а потом в зависимости от того, какие черточки ты ставишь, отвечают. И мне вышло странное: «Он считает меня недостойной себя, себя — недостойным меня, но не может со мной расстаться». Вот чушь!
Только Люба не гадала, она сказала, что и так знает, что останется старой девой.
Я попросила Сороку объяснить мне, что значит предсказанное мне по тесту, а он почему-то покраснел…
— Даю неделю на подготовку. Потом ваша староста даст мне список, кто какую тему выбрал. И мы составим расписание диспутов. Уроки будут проходить в спорах: не можете же вы быть все единодушны, наверное, кто-то будет отстаивать свое особое мнение…
— А если его не окажется? — Люба не иронизировала, поглядывая поверх очков на Марину Владимировну. Кажется, она не воспринимала шутки, потому что очень редко смеялась.
Мар-Влада увидела, как поскучнели даже самые верные любители литературы, и подсластила пилюлю:
— Кто не справится с докладом, может зазубрить главу по учебнику о Лермонтове, но этим себя обкрадет, по-моему…
А я рассматривала ее и все думала, красивая она или нет? Если судить по картинам старых художников, то нет. Нос длинный и острый, рот большой, глаза круглые; если ей еще надеть колпачок на голову — вылитый Буратино. Но она умеет так на человека смотреть, что он все о себе выкладывает. Может, потому, что у нее темные спокойные глаза, а не прозрачные. Мне всегда кажутся лживыми прозрачные глаза, особенно серо-зеленые… И ей всегда с нами не просто интересно, а любопытно; мне иногда кажется, что для нее все люди вроде детективов с продолжениями, без начала и конца… А вот когда наша «Икона», то есть Антонина Федоровна, классручка, со мной беседует, я вдруг ощущаю себя подопытным кроликом…
После звонка Димка поднял руку и спросил Мар-Владу:
— Простите, у меня вопросик. С какой целью вы решили давать нам такие уроки? — и на доску показывает.
Все застыли на месте, хотя началась уже большая перемена и обычно мальчишки несутся в буфет, точно ракеты.
— Прежде всего — дать прочные знания… — нахально решила выручить Мар-Владу Галка, но она не приняла ее подсказку.
— Цель простая — сделать мои уроки для меня интересными.
Губы Татки сложились в идеальное «о».
— То есть подчинить мой урок какой-то идее, которая увлечет меня, вдохновит, даст подъем…
— И вы увидите «небо в алмазах»?
Она кивнула Димке; ее лицо было таким довольным, точно она радовалась, что нашелся человек, ее понявший.
А мне стало обидно, мне бы хотелось, чтобы, кроме меня, она ни с кем больше не говорила в классе «на равных»…
Мама говорит, что я — ревнючка и собственница. А разве это очень плохо?
Докладчиком была Люба. Она взяла тему «Почему Лермонтов боялся доброты». Я удивилась: она лучший математик в классе, а значит, она должна любить четкость, а ведь доброта — понятие расплывчатое.
— Максимыч — единственный герой Лермонтова, который мне нравится, — сказала Люба хрипловато; у нее всегда голос, точно она простужена. — Он добрый, как ребенок.
Помолчала, потом заглянула в маленькую бумажку, зажатую в руке: ее конспекты всегда напоминали по краткости и величине шпаргалки.
— Он одинокий, но не эгоист. Он привязывается ко всем, кто несчастен. Или кажется несчастным. А они не ценят, люди не замечают часто ненужной им любви.
Она задумчиво смотрела поверх головы Сидорова, избалованного девчонками. Он смазливый, а главное, уже давно поет в детском хоре, даже по телевизору выступал, и его многие представители женского пола готовы на руках носить и нос вытирать. А кроме нахальства, в нем нет ничего.
— И Печорин и Бэла — эгоисты. Они неблагодарные, им Максим Максимович не нужен, не интересен. У меня душа щемила, когда я читала, как Максим Максимович дожидался Печорина, даже не ужинал…
Она говорила залпами. После нескольких слов — пауза. Но никто не вертелся.
— И Бэла и Печорин — из богатых, они человеческое отношение, внимание принимали как должное. А Максима Максимовича жизнь не баловала, он был рад и крупинке тепла…
Я слушала ее и думала, что хорошо бы с ней подружиться. Ее мальчишеское лицо куда приятнее конфеточной красоты Татки, но мальчишки никогда на нее не обращали внимания.
— Лермонтов сам жил с богатыми, в том же обществе, что и Печорин. Вот он и не верил доброте, боялся ее. Это помогало оставаться злым, насмешливым с «надменными потомками». И еще, говоря современным языком, он был «трудновоспитуемый, из неблагополучной семьи».
Она скомкала свой листок.
— Вот и все.
Лицо Иконы было непроницаемым, как у настоящей иконы, а Мар-Влада спросила, кто хочет выступить.
— Нет, Печорин был молоток! — развязно сказал с места Сенька и замолчал, и мне захотелось его встряхнуть, как часы, когда они внезапно останавливаются.
