Записки партизана - [7]

Шрифт
Интервал

Мы наметили план действий, для проведения которого было решено получить одобрение со стороны не только Тасеева, но и других примыкающих деревень: ударили в набат, собрали обширное собрание, на которое с полей съехалось все окрестное население. На этом собрании нами подробно было освещено создавшееся положение и разъяснено, что сулит крестьянству переворот. Собравшиеся единодушно нас поддержали и хотели немедленно идти на помощь уездному городу, но дело стало за небольшим — не было оружия.

В распоряжении Тасеевского волисполкома было всего-навсего 47 винтовок; все же немедленно был организован небольшой отряд в 70 человек, выступивший на помощь Красноярску, в котором еще держалась Советская власть. Было решено двигаться по направлению к ст. Клюквенной, расположенной между городами Канском и Красноярском, где проходил фронт, и оттуда ударить на правый фланг. Тогда же нами для телеграфной связи с губисполкомом через Казачью был командирован бывший священник, состоявший в партии, тов. Орлов, который умел работать на телеграфном аппарате. Ему было поручено просить губисполком о посылке нам оружия, пулеметов и патронов. Губисполком нашу просьбу оставил без последствий и ничего не прислал. Одновременно нами была натравлена делегация в Шеломовскую волость, которая в свое время также была снабжена оружием. Эта организация, вследствие своей малочисленности, выступить совместно с нами не могла. Мы это учитывали и предлагали им сдать имевшееся у них оружие или выделить отряд, который бы действовал совместно с нами. Шеломовский волисполком собрал съезд и два дня дебатировал наше предложение, не давал окончательного ответа. Наконец, постановили, что сами они выступать не будут, но и оружия ни той, ни другой стороне не выдадут, а оставят его у себя. Уже после наших переговоров с представителем чехов я ездил в Шеломки, где провел целый день, убеждая передать нам оружие, но безуспешно.

Наш небольшой отряд, проехав верст 60, встретил двух чехов и с ними нашего тасеевца — большевика Двоеглазова. Чехи были посланы полковником Ушаковым>{8} для переговоров с нами. До начала официальных переговоров с чехами мы устроили свое совещание с Двоеглазовым, который сообщил, что Клюквенский фронт ликвидирован, что идти туда бесполезно и невозможно, что в губернском городе Красноярске царит вследствие паники полная анархия>{9}. После этого мы приступили к переговорам с чехами, которые держали себя очень неуверенно и производили впечатление, что они боятся нас.

Чехи сказали, что их неправильно о нас информировали. Им говорили, будто в Тасееве засели разбойники, но теперь они сами видят, что это неправда, что налицо имеется обыкновенное крестьянство, поддерживающее Советскую власть, что они сами своим выступлением совершенно не собираются вмешиваться во внутренние дела России, что и выступление они произвели с одной специальной целью, а именно: как можно скорее пробраться к себе на родину. Мы со своей стороны никаких обещаний не давали и никаких договоров или соглашений не подписывали. Окончив переговоры, возвратились в Тасеево, где прежде всего вокруг села устроили окопы, после чего решили выйти на Казачью и по реке Енисею соединиться с красноярцами.

Для ведения всех этих операций был организован штаб, в состав которого вошли все члены волисполкома и тов. Двоеглазов. Еще раньше из Енисейска на соединение с нами пришел отряд красногвардейцев в 30 человек и 9 верховых. Фамилию их начальника не помню. Из Казачьей навстречу нам был выслан нарочный, сообщивший, что губисполком ликвидировался и члены его на пароходе проследовали мимо Казачьей. Наш же уполномоченный Орлов прислал нам письмо, в котором сообщил, что не в состоянии долее продолжать борьбу и уезжает в город Енисейск к своим родственникам. Отряд, прибывший к нам из Енисейска, узнав о падении Красноярска, ушел от нас, участники его стали расходиться восвояси, не сдавая оружия. Ушедшие кавалеристы проявили себя мародерами и хулиганами по отношению к местному населению, и нам пришлась принять срочные меры к их поимке.

Еще до отъезда губисполком передал Тасеевскому волисполкому, после захвата уездного города Канска, права ликвидированного уездного ревкома.

Выйдя на Казачий тракт, отряд наш остановился на ночлег. Была выставлена застава, которой было дано распоряжение задерживать всех едущих, проверять документы, а подозрительных направлять в штаб отряда. Среди задержанных трое показались крайне подозрительными и были направлены в штаб. При проверке в штабе документов задержанных один из них предъявил удостоверение на имя Ястребова. Документы оказались подложными. У второго — тоже. Третий предъявил документ от Иркутского областного комитета по закупке продовольствия. Последний никаких подозрений не возбудил и был освобожден. Один из наших товарищей в человеке, назвавшимся Ястребовым, опознал эсера Портяникова, орудовавшего в северной тайге. И действительно, после тщательного обыска, у обоих были найдены зашитые в рубцы платья документы, выданные подпольной контрреволюционной организацией. Оказывается, Портяников ехал, уже получив назначение на должность уездного военного комиссара, а другой, некто Балада (тоже эсер), состоял при Портяникове не то помощником, не то советником. По распоряжению штаба оба были расстреляны.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.