Записки партизана - [5]

В то время до Тасеева только еще докатилась волна Февральской революции, и сознание масс находилось в периоде выявления и формирования. Да и сам я в то время недостаточно ориентировался в различных политических течениях, а революционная фразеология эсеров мешала мне разглядеть сразу их сущность. В силу этого обстоятельства в течение первого месяца я лишь наблюдал за борьбой группировок.

Таких группировок было две: одна — большевистская, состоявшая из 135 человек, преимущественно крестьян-середняков, во главе которой стояла группа политических ссыльных, руководимая тт. Каулиным, Двоеглазовым^{2} и др., и другая — эсеровская, состоявшая из местных торговцев и лишь небольшой группы крестьян, насчитывавшая около 150 человек и руководимая начальником почтово-телеграфного отделения Бурдиным, мировым судьей Терещенко и политическими ссыльными — эсерами. Между этими двумя группами шла борьба. Руководители обеих группировок часто бывали у меня, и каждый из них критиковал позиции и платформы противника, стремясь склонить меня на свою сторону. В течение целого месяца я, однако, не принимал окончательного решения, а старался детально изучить сущность той и другой, изучить принципы, на которых они строят свою политику.

В июле на общем собрании граждан всего села, на котором присутствовало около 600 человек, я впервые выступил на стороне большевистской организации. С этого момента началась моя активная работа. Прежде всего она выразилась в участии в проведении кампании по выборам уездных и волостных земств, но до конца эту работу в Тасееве я довести не мог, ибо в это время истек срок моего трехмесячного отпуска из армии.

В Канске, куда я приехал, меня оставили и зачислили в 7-ю роту 16-го Сибирского стрелкового полка. Здесь же я встретился с большевиком тов. Рыбалка, который впоследствии, по имеющимся сведениям, погиб на Востоке. С ним-то мы и повели во всем канском гарнизоне совершенно определенную политическую работу. От объединенного Совета рабочих и солдатских депутатов, членом которого я состоял, я вошел в организацию так называемых фронтовиков, где работал преимущественно по распропагандированию отправляемых правительством Керенского на фронт эшелонов. Мы проводили линию противодействия всем мероприятиям Временного правительства путем разоблачения контрреволюционной сущности его и т. п.

Эта работа продолжалась до начала октября, когда, по ходатайству Тасеевской организации большевиков, комиссией по выборам в учредилку я был командирован в северный район уезда. Кампания по выборам проводилась довольно бурно, и борьба между эсерами и большевиками зачастую принимала острый характер. Так, например, Николаю Буде^{3}, проводившему выборы в Плотбинском участке, пришлось спасаться через заплот от не в меру разбушевавшихся эсеров. Несколько неприятных минут пришлось и мне самому пережить в солеваренном заводе, где управляющий заводом Богомолов науськивал избирателей на большевиков, распространяя клевету о подкупе, о немецких деньгах, об измене и прочее. В самом же Тасееве во время митинга все эсеровские знамена с лозунгами «Война до победного конца» и другие были в клочья изорваны возмущенным крестьянством. Крестьянство тогда еще в большинстве шло за эсерами, но все же в целом ряде волостей удалось получить 40 и больше процентов голосов за большевиков; особенно большевистски настроены были Тасеевская и Шеломовская волости.

После выборов я возвратился обратно в Канск, где продолжалась работа в прежнем направлении, вплоть до получения известия об Октябрьской революции. Тогда характер работы сильно изменился. Меньшевики и эсеры повели усиленную агитацию против переворота, стремясь спровоцировать гарнизон, составлявший по канскому масштабу внушительную воинскую часть в 14 000 человек. Особенно усердствовал меньшевик Молочников, да и другие от него не отставали. В это время в Канске был организован Военно-революционный комитет, в который вошли большевики и левые эсеры; персонально помню Стренберга, Эйдемана^{4} и других. Ревком прежде всего создал военную организацию из фронтовиков, руководство которой было возложено на меня. Немедленно повсюду были разосланы преданные товарищи, твердо стоявшие на платформе Советской власти; они должны были держать с нами связь, точно нас информировать о всем происходившем и действовать по нашим директивам. Противники наши стремились вызвать гарнизон на активное выступление за Временное правительство, а в случае, если это не удастся или если он окажется на стороне Советской власти, то добиться полного разложения в гарнизоне с тем, чтобы солдаты разошлись, не сдавая ревкому оружия.

В течение целой недели продолжалась упорная борьба. В задачу разосланных нами товарищей входило срывать собрания, которые стояли за немедленный роспуск гарнизона с оружием в руках, неорганизованным порядком. В конце концов удалось добиться роспуска гарнизона, но с тем, чтобы разъезжающиеся сдавали свое оружие революционному комитету. Было решено, что товарищи по прибытии к себе в волости будут организовывать на местах волостные ревкомы, которые будут существовать на основании выработанного и утвержденного уездным ревкомом устава и находиться в тесной связи и подчинении уездному ревкому. Только в том случае, когда будет полная уверенность в их преданности Советской власти, они организованным порядком будут снабжены оружием. Роспуск гарнизона продолжался около месяца, после чего я также демобилизовался, договорившись с ревкомом об организации в Тасеевской и Шеломовской волостях Красной Армии