Записки опера особого отдела - [12]

Улыбка сошла с губ машинистки.

— Это вопрос не ко мне, его отпускали по личному распоряжению командира, — с некоторым сожалением ответила Светлана.

Глава 6

Чернов вышел из строевой части и решил, что будет не лишним поговорить со старшиной полка в отношении Лобанова. Через двадцать минут он уже сидел в каптерке напротив старшины полка.

Флотская казарма ничем не отличалась от армейской. Единственным отличием было то, что на входе висела сияющая блеском рында. И названия в ней в ней были флотские: каптерка называлась баталеркой, дневальный — вахтенным, тумбочка — банкой, зато полотер, как во всех Вооруженных Силах, называли «машкой».

Старшиной полка был прапорщик Солоха Александр Николаевич. Он прослужил на Севере более пятнадцати лет, но так и не убрал из своего лексикона украинские слова. Общаясь с ним, Игорь удивлялся, почему во всех регионах, где ему приходилось служить, старшинами подразделений всегда были украинцы. Видимо, прижимистость и тяга к материальным ценностям были у них на генетическом уровне.

— Александр Николаевич, я бы хотел познакомиться с личными делами матросов, — попросил его Игорь. Он не стал ждать приглашения, а сразу снял шинель и сел на свободный стул.

— Нема пытань, — ответил прапорщик и сунул Чернову пачку листов, соединенных скрепками.

Официально на военнослужащих срочной службы в строевой части велись только учетно-послужные карточки. «Личные дела» — это была инициатива старшин. Они представляли собой автобиографию военнослужащего, его объяснительные по разным нарушениям, характеристики, листы учета поощрений и взысканий, а также фотографии. В данном случае Игоря интересовала больше автобиография Лобанова.

Чтобы не заострять внимания на его личности, Чернов стал внимательно изучать все так называемые «досье» матросов. Старшина не отвлекал его, а продолжал заниматься своими делами. Он готовился к банному дню, поэтому считал полученные на складе полотенца и куски мыла. Один раз он подошел к оперу и заговорщицки, полушепотом спросил:

— У вас найдется время провести воспитательную беседу с одним хлопчиком? Це ваш клиент с потрохами, у него в карточке уже нет места, куда взыскания записывать.

— Обязательно побеседую, но не сегодня. Вы мне напишите о всех его провинностях и что от него хотите, а я потом со всей «пролетарской ненавистью» его воспитаю, — пообещал Игорь.

Дойдя до «личного дела» Лобанова, Чернов вынужден был обратиться к Солохе за пояснениями:

— Александр Николаевич, а почему у этого матроса в личном деле только одна автобиография? Даже карточки поощрений и взысканий нет.

— Да потому что у нас он только числится. Он круглосуточно живет в вычислительном центре, даже спит там. У него в кубрике и кровати нет.

— А командир об этом знает?

— Конечно, он его туда и определил, — с некоторой обидой заявил прапорщик.

— Ну, в наряды-то он ходит? — продолжал интересоваться Чернов.

— И в наряды его ставить нельзя. Он работает в интересах командира. Вот «така важна птыця» у меня служит, — с нескрываемым сарказмом ответил старшина.

Чернов усмехнулся и начал читать автобиографию. Она была написана красивым, хорошо поставленным почерком. Из нее он узнал, что матрос Лобанов Сергей Николаевич родился в Москве, окончил среднюю школу с золотой медалью. В этом же году поступил в МВТУ им. Баумана на факультет робототехники и комплексной автоматизации. Со второго курса был отчислен по собственному желанию, после чего был призван на действительную военную службу на флот. Дойдя до этого эпизода автобиографии, Чернов вновь обратиться к Солохе:

— Николаич, а вы беседовали с ним, когда он прибыл в часть?

— Конечно. Они все сначала через меня проходят, — с гордостью ответил старшина.

— А как он объяснял причину отчисления, вы спрашивали?

— Сказал, что разочаровался в своей будущей профессии и захотел узнать жизнь.

С одной стороны версия была убедительной, в курсантские годы Игорь помнил некоторых ребят, которые поступили в училище только из-за красивой формы и престижной профессии. Они неплохо учились, но когда в конце первого курса начались полеты и парашютные прыжки, то панически боялись заходить в самолет. В конечном счете одни из них написали рапорта на увольнение, другие перевелись на наземный факультет офицеров боевого управления. С другой стороны, рассуждал Чернов, если ошибся в выборе профессии, ему ничто не мешало перевестись в другой вуз. После МВТУ его бы без проблем взяли в любой институт. «Нужно будет направить запрос в Москву, чтобы выяснить истинные причины исключения его из вуза», — подумал Игорь.

Согласно штатному расписанию, матрос Лобанов стоял на должности планшетиста командного пункта, на которой не требуется допуск к секретам. Поэтому спецпроверка в отношении него в Особом отделе не проводилась. Чернов переписал себе в блокнот основные биографические данные на Лобанова и, попрощавшись с Солохой, направился в свой кабинет. Там он быстро расписал все запросы, запаковал их в двойной пакет и направился в штаб соседнего вертолетного полка. В гарнизоне было три авиаполка, и в каждом из них был свой оперработник. Чернов зашел в кабинет к своему коллеге и спросил: