Записки морского офицера - [202]

В начале 1808 года, когда в Неаполе готовилась экспедиция для покорения Сицилии, Фердинанд объявил об опасности отечества. Народ, дворянство, духовенство, все сословия вообще изъявили неожиданную многими готовность умереть за короля. при сем обнаружилась закоренелая ненависть сицилийцев к неаполитанцам.

Народ гласно просил дать им начальников из природных сицилийцев, и когда король снизошел на просьбу сию, то в три недели явились добровольно на службу 52 000 челов. подвижной милиции, кои иждивением дворянства были уже одеты, а оружием снабжены англичанами. Нам приятно было видеть, что мундир и экзерциция сего народного ополчения были точно такие, какие наша пехота имела в царствование императрицы Екатерины II.

С некоторого времени носились слухи, будто британское правительство вознамерилось воспользоваться бессилием короля и предложить ему за корону пансион; но едва милиция стала под ружье, все неприятные вести умолкли, и конечно, оные были неосновательны; ибо англичане, занимавшие Мессину, Катаньо, Сиракузы и Мелацо, будучи малочисленны для защищений сих крепостей от французов, и как сохранение Сицилии было им необходимо для удержания Мальты, то все укрепленные места, против Калабрии лежащие, были сданы без малейшего сопротивления королевским войскам, и англичане, до сего бывшие господами, сделались гостями; войска их остались в тех же крепостях под названием вспомогательных; сверх того от английского парламента назначено королю пособие для содержания в готовности всей его армии. Со всей вероятностью сказать можно, что Наполеон в покорении Сицилии встретит многие препятствия, он не найдет здесь своей партии; ибо хотя и есть недовольные правительством, но сии, равно как и преданные, страшатся его владычества. Сицилийцы еще не забыли тиранства нормандских пришлецов, и они еще те же самые, которые на Сицилийской вечере обагрили руки в крови французов.

Флот неаполитанского короля состоит из одного корабля, 3 фрегатов и 20 канонирских лодок.

Фердинанд IV есть самая благость; ясное, всегда веселое лицо изображает всю кротость души его. Судьбе угодно было обременить его многим несчастьями и потерями; но он не унывает, надеется на Бога и переносит все неприятности с непоколебимой твердостью. Когда Наполеон пророческим тоном объявил армии своей, занимавшей Неаполитанское королевство, скорое завоевание Сицилии, то добрый Фердинанд в шутку тогда сказал: «Наполеону не удастся согнать меня с земного шара, я с оружием в руках и моими Борбонами[101] всегда буду королем». Сим Его Величество хотел сказать, что он как царь будет защищаться и умрет с честью Бурбонов. Король обожаем народом. Некогда проезжал он городом на любимую свою охоту, птичную ловлю; народ так столпился на улице, что коляска его насилу могла двигаться. Король с добрым видом, дав поцеловать руку ближайшему к нему лазарону, едва успел сказать: «Перестаньте же кричать и дайте мне дорогу», как народ расступился, клики: «Да здравствует отец наш!» умолкли, и что ж я увидел? Едва король несколько отъехал, чернь обратилась к тому нищему, который удостоился поцеловать королевскую руку, и все стремились обнимать его, как освященного прикосновением помазанника. Конечно, думал я в себе, и самые победы не заставили бы любить короля более, сколько теперь любят его в несчастии. Король ездит всегда без свиты, просто в сюртуке, редко в мундире. Он так близок народу, так доступен, что благодушие его иногда делает лазаронов слишком докучливыми и наглыми. Один раз, когда в Неаполе вздорожал хлеб, народ, бежал за его экипажем, кричал: «Отец наш! хлеб дорог!» Король так же ехал на охоту, и что же он сделал? Велел везти себя в городовое правление и, вошед в присутствие, спросил: «Почему хлеб так вздорожал?» Президент объяснил и доказал, что цена очень умеренна и уменьшить оной невозможно. «Очень хорошо, – отвечал король, – уменьшите от фунта ползолотника и объявите цену полбайоном меньше».

Фердинанд, будучи уже в преклонных летах старости, с некоторого времени большую часть забот правления предоставил королеве, и Каролина, обладая высоким умом матери своей Марии Терезии, имеет и ее характер и так же управляет Сицилией, как сестра ее Мария Антуанетта управляла Францией. Она искусной рукой твердо держит бразды правления; она распоряжает всем; дает повеления министрам; располагает движениями войск; строптивость дворян обезоруживает лентами, ласками и призыванием их ко двору; своевольства палермской черни воздерживает строгой полицией: она все знает, что вокруг нее делается; знает, что делают и думают в Неаполе, соображает свои действия с обстоятельствами и тайными сношениями с прежними подданными, более беспокоит Неаполитанского короля, нежели опасается его силы. Будучи в видимой зависимости от английского министерства, она не иначе уклоняется пред необходимостью, как с достоинством. В сношениях с неприятелем она непреклонна. Наполеон предложил чрез бракосочетание дочери ее с Мюратом соединить в потомстве их наследство короны обеих Сицилий. Королева изъявила несогласие свое таким тоном, что униженный, пристыженный оным победоносный рыцарь в движении гнева положил во что бы то ни стало покорить Сицилию и в прокламации своей к Неаполитанской армии употребил неприличные выражения. Несмотря на представление, что без покровительства флота невозможно украдкой высадить на рыбачьих лодках достаточного числа войск для покорения Мессины или какой другой крепости, защищаемых значительной армией и сильным корабельным и гребным флотом, Наполеон дал решительное повеление исполнить его намерение, и из десятитысячного корпуса ночью, во время штиля, перевезенного из Реджио, к югу от Мессины, едва ли третья часть спаслась; прочие несколькими канонерскими лодками без защиты были потоплены в проливе и весьма малое только число досталось в плен.