Записки морского офицера - [204]

Храм святого Жулиана заступил ныне место капища Венеры. Сицилийцы имеют большую веру к сему святому, ибо думают, что когда Трапани был стеснен осадой, в то время cв. Жулиан, вооруженный, явился на стенах и явлением своим толико устрашил неприятеля, что оный обратился в бегство; и с тех пор город никогда не был угрожаем нападением.

На горе Ериче и ныне находят медали, но, кроме кусков мрамора с едва приметными следами надписей, нет никаких более остатков, свидетельствующих о существовании храма Венеры. Светоний уверяет, что оный в царствование Тиверия кесаря был возобновлен; напротив, Страбон утверждает, что оный в его время был оставлен, и сие более вероятно; ибо остатки многих зданий, воздвигнутых при Тиверии, еще сохранились.

Сицилийские писатели, согласно с Вергилием, полагают, что Эней, оставшись после сожжения кораблей своих на суше, построил город Ериче, в честь матери своей Венеры; другие же утверждают, что храм сей богини построил Эрикс, другой сын ее, старейший Энея, тот самый, который был убит Геркулесом. Место сие и доныне называется Геркулесово поле (il Campo d’Hercole).

По причине удивительного плодородия долин, окружающих Палермо, город сей в древние времена назывался Панормус, что на древнем греческом языке означало Всесад; другие же с большей вероятностью утверждают, что оный именовался Pan-ormus от греческого слова Все-Порт, по причине обширности и удобности гавани его, которая даже и в тех местах, где ныне могут приставать только небольшие суда, была столь глубока, что Велизарий во время войны с готами, обладавшими Сицилией, поставил корабли свои под самыми стенами Палермо. Последнего названия теперь по значению слов Все-Порт не можно приписать Палермо; ибо малая гавань обмелела от ужасного наводнении, коему Фацелло был очевидец. Сей историк говорит, что вода, с ужасным стремлением вырвав часть стены подле дворца, разрушила до основания две тысячи церквей, монастырей и домов, поглотила три тысячи человек, и малая гавань наполнилась развалинами домов.

После Камезены Палермо почитается древнейшим городом Сицилии. Епископ Луцерский полагает, что он основан был во времена патриархов. Он доказывает сие одной халдейской надписью, найденной 600 лет тому назад в царствование Вильгельма II и переведенной на латинский и итальянский языки. А как и ныне находят в окрестностях Палермо остатки надписей на сем языке, то епископ и заключает, что город построен был халдеями в первых веках от создания мира; вот буквальный сей надписи перевод: «Когда Исаак, сын Авраама, царствовал в долине Дамской и когда Исайя (Ejaii), сын Исаака, управлял Идумеей, тогда великое число евреев, последуемых жителями Дамаска и Финикии, пристало к сему треугольному острову и поселилось в сем прекрасном месте, которому и дали имя Pan-ormus».

Епископ перевел другую халдейскую надпись, находящуюся на древних западных городских воротах; перевод сделан на латинском. Здесь сообщается оный от слова до слова на русском языке: «Нет другого Бога, кроме единого Бога; нет другой власти, кроме сего самого Бога. Нет другого победителя, кроме того Бога, которому мы поклоняемся». Начальник сей башни есть Сафю (Sapru), сын Елифара (Eliphar), сына Исайи (Esaii), брата Иакова, сына Исаака, сына Авраама. Имя башни сей есть Баих (Baych), а к ней ближайшей – Фарат (Pharat). На первой башне были и другие надписи, но так изгладились, что оных, при всем старании, Фацелло разобрать не мог.

Один ученый палермский антикварий уверяет, что Pan-ormus на халдейском, равно как и на еврейском, значит «рай» или «прекрасный сад», и что греки, поселившиеся на том месте, где жили первые, оставили городу прежнее его имя. Он присовокупляет к тому, что Pan-ormus на арабском языке означает Все-Вода, почему и арабы, обладавшие оным, сохранили городу тоже древнее название.

В архиве хранятся толстые тома о достопамятных древностях Палермо. Вот еще одна и последняя басня, которая, как относящаяся к чести женщин, достойна быть здесь помещена. Историки сицилийские повествуют (неизвестно точно, в какое время и в какое царствование), когда Палермо осажден был сарацинами, терпел голод и у воинов не доставало материалов для делания тетивы к лукам, и когда город был уже в том состоянии, что не мог долее сопротивляться, одна женщина (имя также пропущено) из любви к отечеству предложила другим женщинам пожертвовать для спасения оного волосами, дабы воины могли употребить их на тетивы. Палермитанки обрезали прекрасные свои волосы и, как уже известно, что нежный пол есть и будет первой побудительной причиной для возбуждения храбрости в мужчинах, то воины палермские, одушевленные сей великой для красоты и прелестей жертвой, с таким мужеством продолжали защищаться, что сарацины были утомлены, разбиты и город освобожден от осады. Палермитанки могут гордиться сим славным для них происшествием, воспетым, как того и ожидать должно, многими им преданными поэтами. «Волосы наших женщин, – сказал один из них, – всегда употребляются для той же цели; но они ныне бросают только те стрелы, кои приуготовляются самим Купидоном, и употребляются только для любовных связей».