Записки молодого человека - [57]

Мы снова двинулись на пристань. Хотя с точки зрения реальной опасности за время войны бывали часы и дни гораздо более страшные, но я, наверно, долго не забуду этой ночи. То ли у меня расходи­лись нервы, то ли я устал после всех поездок по­следнего времени, то ли слишком много думал о том, что женщина, которую я очень хотел увидеть, должна со дня на день оказаться в Москве, и эта ночь, может быть, была последней опасностью, ко­торая отделяла меня от этой встречи, а, в общем, наверное, от всего этого, вместе взятого, я испы­тывал в ту ночь гораздо большую боязнь и даже страх, чем со мной обычно бывало.

Когда мы во второй раз вышли из комендатуры, было совершенно темно, ни зги. Мы дошли до при­станей, недалеко от которых, словно два маяка, продолжали гореть два разбитых бомбами парохода. Правее, на другом конце пристаней, виднелись еще два зарева повыше — это были зажженные бом­бами дома. Феодосийская гавань была как бы в по­лукольце этих маяков, ориентируясь на которые немцы беспрерывно бомбили.

Мы брели вдоль пристаней. Все было загромож­дено обломками, ломаным и рваным железом, мя­тыми, изуродованными нефтяными и бензиновыми баками, сорванными железными крышами пакгаузов. Во тьме мы каждую минуту проваливались в какие-то дыры, наступали на железо, падали. Мы бродили по этой части пристани около часа, так и не обна­ружив тут ничего похожего на "морской охотник".

Наконец, перебравшись на левую сторону гавани, мы пошли вдоль портовой стенки. Вдруг прямо над нами загорелась осветительная ракета. Она горела ослепительным белым светом, и я, догадываясь по опыту, что будет дальше, крикнул Мержанову "Ло­жись!" и сам лег там, где стоял. Слева и справа от меня было что-то вроде укрытия; по обеим сторо­нам высились какие-то ящики. Ракета продолжала светить, но бомбы еще не падали. Я перевернулся лицом вверх. Все вокруг было залито белым светом. Было неестественно светло, как в маленькой комна­те, в которую засунули огромную электрическую лампу. Я оглянулся направо н налево, чтобы разгля­деть, где я лежу.

Сейчас я вспоминаю об этом со смехом, но тогда мне было не до шуток. Я лежал между двумя ак­куратными штабелями ящиков с желтыми полоска­ми и с черными надписями "мины". В соседнем про­ходе между этими же ящиками, в той же позиции, что и я, лежал Мержанов. Едва мы успели удосто­вериться, что лежим между минами, как бахнули подряд три или четыре бомбы. На наше счастье, они упали сравнительно далеко — метрах в трехстах, а может, и дальше. Где-то невдалеке что-то рвануло от детонации, но наши минные ящики остались целы, а заодно с ними и мы.

Ракета погасла. Мы двинулись дальше. Искали катер еще час, но его нигде не было. Тогда, по дет­ским воспоминаниям восстановив мысленно вид Фе­одосийской бухты, я сказал Мержанову, что, должно быть, комендант имел в виду тот мол с маяком, ко­торый выдается далеко в море с правой стороны бухты, и мы ищем "морской охотник" совсем не там, где он должен стоять.

Теперь мы двинулись с левого края бухты на пра­вый; стараясь сократить себе путь, шли вдоль само­го берега.

Бомбежка стихла. Немцы прилетали по-одному, но каждый самолет, сбросив бомбы, потом еще долго жужжал в воздухе, пока на смену ему не приходил следующий. Бомбы падали на город с интервалами в десять — пятнадцать минут.

Идя вдоль пристаней, мы увидели, что против того места, где мы недавно лежали, швартуется какое-то судно. Мы подошли к нему, Это был лесовоз "Се­ров", который только что пришел из Новороссийска и наконец разгружал в Феодосии долгожданные снаряды к зениткам, грузовые машины и баллоны со сжатым воздухом, запас которых был необходим для того, чтобы посадить здесь в Феодосии наши истребители.

Мы спросили на всякий случай, когда пойдет об­ратно этот пароход. Нам сказали, что часа через че­тыре, как только разгрузится. Мы пошли дальше. В одном месте, на пристани, продолжали гореть остат­ки складов, и вообще было такое нагромождение обломков, что пройти там ночью было почти невоз­можно. Тогда мы поднялись повыше в город и стали пробираться дальше, уже за чертой портовой стен­ки, по нижним улицам.

В это время снова началась сильная бомбежка. Мы ложились, наверное, раз десять или пятнадцать. В эти последние разы немцы стали бросать тяжелые фу­гаски, от которых все вокруг еще долго стонало и ныло уже после разрыва. Осколки, жужжа, про­летали в воздухе, хлопались о крыши, соскакивали с них.

Улицы поблизости от порта были завалены мерт­выми немцами. Одни из них лежали, другие поче­му-то сидели, и нам несколько раз пришлось падать рядом с ними.

Наконец мы все-таки добрались до мола и пошли по нему. Но "морского охотника" здесь не было.

Теперь нам оставалось только грузиться на лесо­воз "Серов", но для этого требовалось пройти об­ратно вдоль всех пристаней.

Бомбежка продолжалась. Когда мы уже почти до­брались до лесовоза, раздался близкий страшный свист: мы легли, прижавшись к низкой южной стен­ке. Раздался такой грохот, что я еще несколько се­кунд лежал неподвижно. Вся левая часть тела — го­лова, рука, нога — все было какое-то чужое, ватное, казалось, кто-то силой напихал в меня это чужое.