Записки летчика М.С.Бабушкина, 1893-1938 - [59]
С каким трудом пришлось тащить самолет, рассказывать не стану. Ведь нас было только трое… Наконец подтащили самолет к огромному ропаку, закрепили амортизатор, натянули и чуть ли не «ура» закричали: мотор работает!
Но, видно, правильна русская поговорка: «Беда не ходит одна, а еще за собой другую тащит»… Пока мы возились с самолетом и мотором, погода испортилась: появился туман, задул ветер, началась пурга – зги не видать! Пришлось прогреть мотор и ждать, когда утихнет ветер.
Улетая с базы, никто из нас не ожидал попасть в такую переделку. Когда мы работали и двигались, было тепло, а как стали ждать улучшения погоды, начали мерзнуть. Особенно досталось моим ногам: на мне были валенки, а они отсырели…
Спать, конечно, не пришлось: бегали вокруг самолета и так согревались.
Временами погода прояснялась, но лишь на несколько минут; потом все снова быстро заволакивало.
Мы вас слышали все время. Знали, что вы готовитесь вылететь к нам. Очень беспокоились, как бы Головин не вздумал садиться у нас: площадка скверная, и его машина могла пострадать.
Пошли осмотреть свой «аэродром»: нельзя ли как-нибудь его расширить?
Вдруг Федоров увидел вдали черную точку.
– Это нерпа, Иван Тимофеевич, – сказал он. – Давайте подстрелим ее.
Федоров как самый опытный из нас полярник-охотник начал к ней подползать. Долго он крался, осторожно, чтобы не спугнуть. Вот Федоров уже на расстоянии выстрела от нерпы. Мы с Симой напряженно следим: удастся ему убить зверя или тот уйдет? Волнуемся: что же он не стреляет?
Неожиданно Федоров оставил охотничьи повадки, встал и пошел прямо к нерпе. Нагнулся, что-то поднял… Видим: какой-то маленький предмет. Что это может быть? Просто сгораем от любопытства…
Через пять минут Федоров возвращается и говорит:
– Убил нерпу, да только она несъедобная…
Показывает свою находку. Да это же дымовая ракета, которую мы бросили перед посадкой!
Погода немного улучшилась, но вскоре опять надвинулся туман, сильно потеплело, пошел мокрый снег. На самолете стали появляться сосульки, а через некоторое время вся машина покрылась коркой льда. Несколько часов пришлось отдирать ее. Кропотливая работа! Наконец и с этим справились.
Пробуем взлететь, но не можем подняться. Насилу оторвались. Только проскочили через первый ропак, и самолет, потеряв скорость, снова сел. Как уцелела машина, удивительно…
Пришлось на руках вытаскивать ее из ропаков. Для облегчения самолета сняли аккумуляторы (они весят сорок-пятьдесят килограммов) и бросили их там.
Взлетели и на высоте пятидесяти метров, над торосами, стали пробиваться к Рудольфу.
Ну вот и все. Этим, можно сказать, закончилось мое первое арктическое испытание. Теперь я близко познакомился с торосами и стал понимать, каково сидеть среди них в ожидании летной погоды…»
Так закончил Иван Тимофеевич рассказ о своем маленьком полете с большими переживаниями.
Мне кажется, больше всего он беспокоился из-за нас. Знал, что мы волнуемся, и, очевидно, думал: сердимся на него. А мы, надо сознаться, не его ругали, а себя: зачем отпустили людей? Но оказать помощь мы не могли: погода не позволяла.
Правда, кое-какие меры мы приняли: послали на розыски двух человек с собачьими упряжками, теплой одеждой, спальными мешками и продовольствием… Теперь новая забота: неизвестно, где эти люди. Как улучшится погода, надо лететь на поиски.
Только Спирин лег отдыхать, прибежал Мазурук за винтовкой: появился медведь.
Я подошел к Спирину:
– Эх, Иван Тимофеевич, ты заснул, а к нам гость пожаловал – медведь.
Посмотреть белого медведя в подлинной арктической обстановке было давнишним желанием Спирина. Он не раз говорил мне об этом.
Иван Тимофеевич вскочил с кровати:
– Где медведь? Кто видел?
Сквозь сон он услышал мои слова, и сильное желание увидеть полярного медведя преодолело усталость. Спирин уже начал одеваться. С трудом удалось уговорить его остаться. Он снова повалился на кровать и мгновенно уснул.
Вскоре вернулись люди, посланные на поиски Спирина, Федорова и Иванова.
Остров Рудольфа – Северный полюс
Остров Рудольфа – самая далекая северная земля в нашем секторе Арктики. Это удобный отправной пункт для исследования Центрального полярного бассейна.
Позади у нас осталось 3 347 километров трудного пути над материком, островами и морями, покрытыми льдом. Флаг-штурман Иван Тимофеевич Спирин классически провел нашу воздушную эскадру до острова Рудольфа, не допустив абсолютно ни одной, даже самой маленькой ошибки.
Старые пилоты шутили по этому поводу:
– Зачем надо было изучать земные ориентиры?! Посади штурмана да только поглядывай на приборы, правильно ли идет машина по указанному им курсу…
До Северного полюса оставалось пройти еще около девятисот километров в неизвестных, а поэтому особенно трудных условиях. Но мы все были уверены и в своих силах и в искусстве Ивана Тимофеевича.
На острове Рудольфа – в «преддверии» полюса – началась самая длительная за все время полета «отсидка» в ожидании летной погоды.
Этот остров был открыт еще во второй половине прошлого столетия. Но систематические научные работы здесь развернулись только с 1932 года. На острове был выстроен первый дом для полярников, сооружена радиостанция в бухте Теплиц, оборудована метеорологическая станция.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.