Записки летчика М.С.Бабушкина, 1893-1938 - [12]

От архангельских старожилов я узнал, что жители села Койды занимаются исключительно охотой на гренландского тюленя и ловлей трески. Значительную часть своей жизни они проводят на льдах, в море, в том самом горле Белого моря, которое сурово, коварно и отличается на редкость изменчивыми течениями. Другого промысла здесь не было. Заниматься крестьянством нельзя: кругом унылая тундра.

Мой прилет в Койду можно было сравнить с разрывом бомбы в уснувшем лагере. В глухом беломорском селе меня не ждали. Никто и не думал, что когда-нибудь сюда прилетит самолет. У поморов имелось смутное представление о самолетах; оно сложилось из рассказов солдат, побывавших на фронте. Эти рассказы о диковинном летающем аппарате охотники слушали с хитрым молчанием, как подростки – детскую сказку…

В этих суровых краях люди еще ни разу не видели, как человек летает, не знали, что воздух так же побежден человеком, как и вода, что человек передвигается на самолетах по воздуху, как и промышленник на своей лодке по морю; разница только в том, что самолет быстрее покрывает расстояние, чем лодка.

И теперь вдруг – как снег на голову свалился – прилетела и опустилась за селом невиданная птица: самолет!

Делая пологий разворот перед посадкой, я заметил на земле несколько человек – очевидно, местных жителей. Но странное дело: когда самолет опустился, все люди, подобно сказочным гномам, внезапно как бы сквозь землю провалились.

Только спустя полчаса вдали за бугром показались человеческие головы. Затем мы увидели, как люди осторожно приближаются к самолету и с других сторон. Это напоминало перебежку бойцов на фронте перед атакой. Кольцо вокруг нас постепенно суживалось.

Впереди, как полагается, авангардом выступали ребятишки. «Ну, это наши будущие друзья-приятели!..»

Я прилетел в то время, когда все охотники-зверобои уже ушли в море, к острову Моржовец, добывать гренландского тюленя. Дома оставались только женщины, дети и древние старики.

Увидев мой самолет, старики с криками «Сатана, сатана!» разбежались по углам, призывая небесные силы избавить от соблазнов лукавого. Женщины скликали детишек по домам. Но где там! Любопытные пострелята храбро бросились к озеру, где опустилась ширококрылая птица.

Перепуганные матери, деды и бабки, набравшись смелости, побежали «выручать» детей. Однако возле озера смелость покинула койдинских жителей.

– Не бойтесь, подходите ближе! – крикнул им мой: бортмеханик.

Он быстро закрыл чехлами мотор и привязал самолет веревками к кольям, чтобы ветер не опрокинул машину. Я остался дежурить у самолета, а механик в сопровождении ребят отправился на село.

Потом он рассказывал, что из хат – то из одной, то и» другой – раздавался окрик:

– Васька! Володька!.. Иди скорей домой, чтоб тебя разорвало, пострел ты этакий!

Невдалеке от меня переговаривались шамкающие голоса:

– От сатана!.. И кожа на ём черная.

Это о моей тужурке.

– А очи, очи-то бесовские, склянные… Зверя сатана распугает. Помянете, братцы родные…

Я поднялся во весь рост. Старцы шарахнулись в стороны. «В этакой чащобе не скоро дорогу пробьешь», подумал я.

Потом я узнал, что «носителями культуры» в ту пору здесь еще были сектантские главари всех мастей, старцы и старицы. С их помощью скупщики обирали честных и доверчивых зверобоев-промышленников. Перед уходом в море на промысел здесь служили молебны. Большую часть добычи выманивали у зверобоев «на бога»; значительные районы промысла объявлялись священными, и добычу с них захватывали вожаки сект, блудливые и жадные деляги. Кулаки владели орудиями промысла и держали в своих руках подлинных тружеников моря.

Мне не раз приходилось изумляться, глядя, как здоровый детина, высокорослый помор, бесстрашный зверобой, человек огромной физической силы, покорно слушает вздорное бормотанье зловредной «пророчицы» или «бати». Дети уже уходили из-под их влияния, но взрослые еще оставались рабами предрассудков.

Все человеческие победы и неудачи, все причуды северной стихии приписывались здесь некоей «божественной силе». Следовательно, и наш прилет в Койду объяснялся «наказанием, ниспосланным за грехи тяжкие». Честный труд, вечные заботы о прокормлении семьи, постоянная борьба с природой на опасном промысле – все это объявлялось «искуплением за тяжкие грехи».

Немало нелепых прозвищ получил тогда наш самолет: его называли «сатаной», «дьяволом», «огненной птахой». Впору было обидеться за машину, да и… за ее экипаж.

Когда мы с механиком шли по селу, нас сопровождала – правда, на известном расстоянии – большая толпа. Ребятишки стали заговаривать с нами и с робостью спрашивать о самолете.

Я остановился и начал с увлечением рассказывать, как строят самолеты и почему они летают. Вдруг передо мной появилась «божья старушка» – ни дать, ни взять «баба-яга» из детской сказки. Старушенция стукнула о землю деревянной клюкой, потом ткнула ею в меня, будто хотела проколоть, как пикой, и начала исступленную проповедь:

– Слыхано было от дедов, что придет большущий корабль и пролетит над ним птица мерзкая, сатанинская… На шее у той птицы – страшенный дьявол. Наведет он и на зверя мор, и на людей мор, и на землю, и на воду… А из брюха той птицы – струи огненные…