Записки летчика М.С.Бабушкина, 1893-1938 - [11]
Вот в такой обстановке жил народ на берегу горла Белого моря, слабый духовно, но сильный телесно. Суровая природа и тяжелый труд производили как бы «естественный отбор»: в борьбе за существование слабые вымирали и только сильные выживали. Вот почему помор поражал своей силой, выдержкой, здоровьем. Таков был народ, которому я нес на стальных крыльях самолета новую, социалистическую культуру.
– Предупреждаю, – сказал Еремеев, – что большинство капитанов абсолютно не верят в целесообразность воздушной разведки. Многие из них считают, что сверху невозможно разглядеть залежку тюленя, точно определить его местонахождение. Они говорят, что если даже пилот и найдет зверя, то шум мотора наверняка распугает стадо… Вам, Михаил Сергеевич, предстоит опровергнуть это ошибочное мнение. Покажите нашим зверобоям всю пользу применения самолета на промыслах. Мы постараемся всячески вам помогать.
Пассажир летчика Томашевского
Три дня я прожил в Архангельске. Погода стояла скверная. Снегопад перемежался с туманами. Скорее бы на промысел!
Помню, проснулся рано. Смотрю на небо – у нас, пилотов, это профессиональная привычка: как проснешься, первым делом поглядеть, какая погода. Небо яркоголубое. На востоке золотятся солнечные лучи. Штиль. Ветра нет. Я заключаю это по тому, что дым из труб поднимается кверху столбом.
Быстро одеваюсь, на скорую руку завтракаю и спешу в Совторгфлот. Через два часа над городом появляется самолет. Это – Томашевский. Я встречаю его на аэродроме. Мой товарищ вылезает из машины. У меня десятки вопросов.
Поехали в гостиницу. За чаем Томашевский рассказал любопытную историю:
– Летал я на остров Моржовец не один. Вместе со мной отправился представитель Совторгфлота. Он хотел познакомиться с промыслами. Перед полетом мы позавтракали. Я ознакомил своего пассажира с маршрутом. Он все уговаривал меня разрешить ему сидеть рядом со мной – на месте бортмеханика. «Не могу, – говорит, – лететь в кабине, все впечатление портится: как будто в закрытом товарном вагоне».
Я согласился, посадил пассажира рядом с собой, но сказал ему в назидание: «Сиди смирно, на педали не становись и за штурвал не хватайся, а то гроб нам с тобой будет».
Он закивал головой. Сидит – не шелохнется. В руках крепко держит портфель. Предложил я ему убрать портфель в кабину, но он стал доказывать, что этот маленький предмет не помешает.
Я вырулил на старт и взлетел. Погода чудная – ясное небо, попутный ветерок. Набрал высоту 1 500 метров. Внизу сплошной лес, изредка только попадаются маленькие полянки. С левой стороны море с пловучими льдинами. Мой пассажир наслаждается прекрасными видами. Прошел час. Вдруг, чувствую, он наклоняется ко мне: «Холодно… Но у меня есть кое-что для обогревания».
Открывает свой заветный портфель, вынимает сверток, а в нем бутылка коньяку. Приложился он к горлышку и так не отрывался, пока больше половины не высосал. Минут через двадцать моего пассажира развезло – орет во всю глотку: «Пусти прочь, я сам буду править…» Вырывает из рук штурвал, хочет сесть на мое место. Вижу – дело плохо. «Давайте сюда шарф!» крикнул я бортмеханикам, сидевшим в кабине. Они быстро сообразили, в чем дело, и передали мне шарф. Я накинул шарф пассажиру на шею, а бортмеханики втащили его в кабину. Только тут он успокоился. Вскоре я сделал посадку.
На другой день мы вылетели на первую разведку. Теперь уже я, наученный опытом, усадил своего пассажира в кабину. Да и у него, видимо, пропала охота «обогреваться» прежним способом. Разведка получилась удачная: зверя нашли. Но скажу тебе: летать над морем – штука безотрадная. Как подумаешь, что машина сухопутная и мотор может сдать, становится не по себе. Правда, море почти целиком покрыто льдом, но он весь измельченный, искрошенный. Вряд ли возможна вынужденная посадка на такой лед… Пожалуй, и костей не соберешь.
– Нет, летать над морем хорошо летом и на гидроплане! – закончил Томашевский свой рассказ.
Хотя я и не из трусливых, все же беседа с товарищем оставила у меня неприятный осадок. О «пассажире с коньяком» я не беспокоился – таких у меня не будет. А вот льды, сознаюсь, смущали меня. Но любовь к природе, стремление увидеть новые края и изучить своеобразный зверобойный промысел быстро побороли это смущение, и мне еще сильнее захотелось полететь туда, где ходят во льдах корабли и люди среди свирепых штормов, густых туманов и суровых льдов ведут свой опасный промысел, добывая, подобно отцам и дедам, драгоценного морского зверя.
Вечером я пошел пройтись, посмотреть старый северный город, от которого еще веяло былью времен Петра Первого и Ломоносова. Шел по набережной и смотрел на Северную Двину. Она тихо спала под снежным покровом, скованная льдом. Около пристаней стоял лес из пароходных мачт, кое-где из труб вился слабый дымок. Казалось, все уснуло…
Через два дня рано утром, чуть занялась заря, я покинул Архангельск и направился к горлу Белого моря, в село Койду. Летел я на самолете «Ю-13».
«Сатана»
Стоял морозный февраль. Как всегда в это время года, сотни тысяч голов гренландского тюленя залегли на льдинах в горле Белого моря.
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.