Записки кукловода - [51]

— Конечно, Арик, о чем речь… хочешь посидеть — посиди… — он вдруг кхекает и начинает смеяться добродушным смехом древнего деда, качающего на коленях собственного правнука. — Только зря ты так торопишься туда сесть. Терпение, Арик, терпение…

Босс поднимает предупреждающий палец. Он так и идет к лестнице, уже не оборачиваясь, но продолжая посмеиваться и грозить неизвестно кому своим почти бесплотным перстом. Подъем дается ему нелегко, тут уже становится не до улыбок. Старик кряхтит, качает головой. Ступенька… еще ступенька… еще… Терпение, Амнон, терпение… Ты-то всегда умел терпеть, потому и дожил до таких седин в полном уме и… гм… некотором здоровье. А вот Арик не сумел… еще ступенька, еще… и потому до седин не доживет. А жаль. Хороший был бы преемник.

Амнон не сердится на своего чересчур торопливого заместителя. Сначала сердился, а сейчас уже нет, остыл. Наоборот, если вдуматься, то можно его понять: уж больно долго приходится ждать. Но тут уже старик не может помочь ничем. Ничем. Если уж в чем-то Амнон Брук уверен, так это в том, что умрет немедленно, сразу же после того, как выйдет в отставку. Это вопрос даже не месяцев, а недель. А то и дней. Потому что работа — это единственное, что держит его в жизни. Единственное. Ну, еще Соня… но на Соню надежды мало. Старики замыкаются в своем эгоизме, особенно больные старики. Вот он, к примеру, думает только о себе. И это объяснимо: на все остальное просто не хватает сил. Ступенька… еще ступенька… Если бы не надо было карабкаться вверх по ступенькам, отступать, маневрировать, принимать решения, держать ухо востро по восемнадцать часов в сутки… если бы не все это — да разве продержался бы он на свете хотя бы один лишний месяц?

Конечно, нет. Так что речь тут идет о жизни и смерти. Придумали тоже выражение: «уйти на покой». Сказали бы уж правду: «уйти в покойники». А в покойники Амнон Брук не хочет. Он хочет жить. Просто жить. Вдыхать хоть этот вот запах кошачьей мочи, хоть что, лишь бы дышать. И если для этого требуется оставаться в политике — он останется там любой ценой. Любой.

А для этого, увы, требуется голова торопливого дурачка Арика Бухштаба, возомнившего себя кукловодом. Амнон преодолевает последнюю ступеньку и останавливается на площадке, хватая ртом прохладный вечерний воздух. Все-таки какое счастье заключается в дыхании! В самом этом волшебном процессе… когда вкусный воздух сначала холодит нёбо, а затем устремляется вниз, раздувая легкие и рождая удивительное чувство исполнения желаний. Каждый вдох — это праздник, чудесный и замечательный праздник. Сколько таких праздников подарено нам в каждый час, в каждый день! Жизнь — это просто непрерывная цепь праздников. Как жаль, что человек понимает эту простую истину только в старости…

Он был бы рад сохранить Бухштабу жизнь, но не может. Тут либо-либо. Либо продолжает дышать он, Амнон, либо его заместитель. Таковы законы. Не Амнон их придумал, и не ему их менять. Хотя даже сейчас, всего минуту назад, он готов был дать дурачку еще один шанс, самый последний и почти наверняка стоивший бы головы самому старику, если бы Арик догадался ухватиться за эту возможность. Всего-то и надо было сказать: «Прости, Амнон. Я сволочь и свинья. Прости, бес попутал.»

Это, конечно, слова, не более того. Обычные, ничего не стоящие слова, даже если их произносят со слезой в голосе и со всей возможной, подкрепленной смертным ужасом правдивостью. На следующее утро — да что там утро — в следующую минуту Арик уже забыл о своем искреннем раскаянии и принялся бы выстраивать новый план, покрепче и поумнее прежнего. Для начала расправился бы со своими изменившими соратниками, а потом набрал бы других. И теперь уже нечего будет даже думать о том, что эти другие прибегут к Боссу доносить о заговоре…

Все так… и все же… все же Амнон простил бы. Отвел бы удар, перестроил бы мизансцену, переиграл эпизод. Почему? Старик пожимает плечами. Бог его знает…

— Стар ты, вот почему. Ты и сам это отлично знаешь. А старики должны уходить. И этот закон ты тоже не можешь отменить. Победить должен был он, так что твоя победа противоестественна. Поэтому ты и даешь ему шанс за шансом. Разве не так?

— Наверное, так. Слушай, если уж ты здесь… долго мне еще?

Шариком подкатывается кругленький Рома Кнабель:

— Еще несколько минут, господин премьер-министр. Сейчас вас объявят и сразу — к микрофону. Хотите пока присесть? Эй! Стул сюда!

Ромка пристраивается рядом, многозначительно поглядывая на Босса. Сегодня его день, этого шустрячка. Вовремя перескочил в нужный лимузин. Скользкий тип, что и говорить. Для шефа по безопасности не годится. Надо будет сменить сразу после того, как…

Амнон вздыхает и смотрит влево, на крышу ближнего здания. Там должен был лежать сейчас его убийца. «Должен был…» — он хмыкает. А где гарантия, что убийцы там нет? Разве не существует вероятность, что Арик переиграл его, обернул двойной петлей? Взять хоть этого шустрого Кнабеля: а ну как он и не думал предавать своего патрона, а просто выполняет его задание, служит частью тонко продуманного плана? Никогда не следует недооценивать марионеток… Тонкая усмешка кривит фиолетовые старческие губы: «Вот сейчас и узнаем.» Красивый будет конец, без мучений, моментальный и монументальный. Просто все померкнет одним разом. Хорошо бы — на самой середине вдоха, на пике дыхания — этого высшего счастья жизни.