Записки кукловода - [5]

— Ну и харя! — говорит он, с отвращением глядя на собственное отражение в висящем на стене зеркале.

Гм… вот так начало…а я-то, дурак, ожидал возвышенной оды…

— Это ты сам, — поясняю я ему на всякий случай.

Он саркастически хмыкает и смотрит на меня, как на полного идиота.

— Да что ты говоришь… А знаешь, ты неглуп для Создателя…

— Ну извини, — говорю я смущенно. — Ты ведь только-только открыл глаза. Мог и не знать, что такое зеркало…

— Ты лучше вот что скажи, — перебивает он. — Ты мне похмелье специально организовал или как? Я же вчера чисто физически не мог напиться, потому что вчера меня еще не существовало! Отчего же сегодня башка так трещит, а? За чьи грехи плачу, отче?

Мое смущение возрастает. В самом деле, непорядок. Может, я ему что-то там не то перевязал?..

— Это ничего… — глупо замечаю я. — Это пройдет, ты не волнуйся. Вот тебе пиво… и кой-чего покрепче… и закусь…

Он снова смотрит на меня, и уважения нет в его взгляде.

— Слушай, папаша, — говорит он решительно. — Роди-ка ты меня обратно. Я не хочу, понял? Верни меня назад в глину… или в дерьмо… или… не знаю, из чего ты там лепишь. Слышишь, ты, лепила?..

Но тут я решаю, что хватит с ним цацкаться. Да и время уходит. Так что я просто беру его вместе с пивом, водкой и колбасой и аккуратненько опускаю на скамейку в нужном мне месте, где растрепанные деревья шелестят в липком ночном воздухе, где редкие пожилые прохожие, стуча палочкой, медленно бредут по узким тротуарам и облезлые тупомордые коты дурными голосами предъявляют претензии на облезлых остромордых кошек.

А в остальном все тихо; фонари рассеянно желтеют в ночном тумане да полицейский «форд», лениво пошевеливая красно-синими плечами, медленно ползет вдоль бульвара.

— Нет, ты только глянь… глянь, Абарджиль, — молоденький полицейский останавливает машину и с отвращением сплевывает через открытое окно.

Абарджиль, пожилой жилистый крепыш, дремлющий на соседнем сиденье, недовольно разлепляет набрякшие веки.

— Что такое? Война? Землетрясение? Какой-то ты, Шульман, нервный… вот ведь напарничка Бог послал!

— Да нет, ты глянь на этого типа! Вот ведь мразь! Уу-у-у… — он перегибается к заднему сиденью, за дубинкой.

— Отставить! — коротко командует старший. Он устало трет ладонями лицо, с видимым сожалением сгоняя дремоту и сладкие обрывки только что виденного сна. — Тебе только волю дай… сразу за дубинку! И чему вас только в училище учат?

Он неторопливо закуривает, как бы между делом поглядывая на садовую скамейку, выхваченную ярким светом патрульной машины из полумрака бульвара. Ретивый Шульман включил прожектор, и распростертый на скамейке человек кажется пришпиленным к ней мощным лучом, как амбарная крыса — вилами ловкого фермера. Он моргает и слепо водит левой рукой, тщетно пытаясь укрыть ослепленные светом глаза. В правой зажата початая бутылка водки. Рядом валяются несколько пивных банок, раздраенная буханка черного хлеба, ошметки колбасы в пошедшей жирными пятнами газете. Тут же торчит воткнутый в скамейную доску перочинный ножик.

— Оружие! — азартно взвизгивает Шульман, указывая на нож.

Абарджиль вздыхает и выходит из машины. Его квадратная тень падает на человека, и тот выпрямляется, радуясь неожиданному прикрытию. «Пьян, — определяет Абарджиль, — хотя и не смертельно. Бывает и хуже.»

— Оп-па-на… — приветствует их человек, салютуя бутылкой. — Да это ж менты, слава-те, Господи! А я уже испугался… думал — инопланетяне на неопознанном газующем объекте. А это менты… Но вы меня тогда не похищайте, ладно? — он хитро грозит полусогнутым пальцем. — потому что похищают инопланетяне, а вы — менты, сатрапы…

— Я тебе, сука, покажу «сатрапы»… — шипит подошедший Шульман. — Абарджиль, давай, я ему вмажу. Ноги чешутся.

— О! А у людей обычно чешутся руки… — печально говорит пьяный. — Может быть, вы все-таки инопланетяне?

Последнее длинное слово дается ему с заметным трудом. Видно, как он взвешивает данное обстоятельство, и в итоге решает все же остановиться на более экономной версии, связанной с ментами, просто потому, что слово «мент» не в пример короче слова «инопланетянин».

— Человеку свойственно выбирать легкие пути, — констатирует он, качая головой. — Не правда ли, господа менты? За это надо бы выпить. Вам не предлагаю… при исполнении, ясен пень…

Он подносит бутылку ко рту и делает большой глоток.

Выругавшись, Шульман шагает вперед и резко взмахивает рукой; бутылка взлетает вверх, крутясь и разбрызгивая сверкающие в луче прожектора капли; затем она немного медлит на границе света и тьмы и исчезает, оставив после себя лишь мокрые пятна на синих полицейских гимнастерках да отдаленный звон разбившегося стекла.

— Я тебе покажу «пень»! — рычит Шульман, хватая человека за ворот. — А ну, предъяви документы!

Но тот не слушает, в изумлении глядя на свою осиротевшую руку.

— Все-таки инопланетяне… — задумчиво произносит он, игнорируя жесткую шульмановскую хватку. — Похитители… вон, бутылку уже похитили. Понятное дело: с самого дорогого начинают, гады.

Опытный Абарджиль отстраняет напарника и садится рядом с потенциальным нарушителем. В отличие от Шульмана, он не знает, кто такие сатрапы и, может быть, поэтому ведет себя намного добрее. Многознание полицейского умножает печаль человеческую.