Записки - [247]

Не далее как через год после вступления своего в новую должность он писал в первом своем отчете: «При огромных, можно сказать, всемирных богатствах, в нашей библиотеке нет ничего своеобразного или такого, чем мог бы ознаменоваться отличительный характер русской и единственной в России Императорской публичной библиотеки. Чтобы придать ей такой характер и вместе осуществить вполне ту общую пользу, которую державная воля указала целью сего установления, необходимо совместить в ней: 1) все напечатанное в России, от введения у нас книгопечатания, и 2) все напечатанное, когда бы то ни было, на всех языках мира, о России — словом, в общем составе библиотеки, объемлющей все отрасли знаний человеческих, устроить еще и другую, тоже всеобъемлющую отечественную библиотеку. Мысль сия еще зреет и, вообще, для полного ее совершения, требуется много времени, труда и издержек; но такому совершению положено уже некоторое начало».

Десять лет спустя, благодаря собственным своим усилиям и трудам своих помощников, благодаря богатым пожертвованиям и указаниям насчет покупок множества частных лиц в России и за границей, барон Корф имел возможность сказать в своем отчете за десятилетие своего управления: «Десять лет я неослабно и упорно стремлюсь к этой цели, и хотя, конечно, еще нельзя утверждать, чтобы она уже вполне была достигнута, но библиотека может, по крайней мере, сознательно гордиться, что по обеим специальностям (т. е., во-первых, все напечатанное на церковно-славянском и русском языках, во-вторых, все напечатанное о России, на всех языках) в ней неизмеримо более, чем есть где-нибудь, и притом множество такого, чего нигде нет, словом, что она в этом отношении первая в мире. Если приобретение произведений отечественной литературы значительно облегчалось туземностью материала, то касательно иноязычных сочинений о России, которых надлежало искать наиболее за границею, задача была несравненно труднее. Успех превзошел все примерные расчеты. Отделение иноязычных писателей о России возросло теперь до неожиданной цифры 29 564 тома, и польза такой огромной массы материалов для изучения истории и современного состояния нашего отечества уже сознана всеми учеными, которые с разных концов России приезжают пользоваться собранными здесь сокровищами».

И действительно, в целой Европе нет ничего подобного нашему отделению иноязычных писателей о России: без сомнения, в каждой стране собрание сочинений, касающихся ее, бывает особенно обширно и превосходит все остальные; но сюда входят обыкновенно всего более сочинения, появившиеся в той самой стране: так, например, в Парижской государственной библиотеке, естественно, находится более, чем где-либо в других местах, книг о Франции, написанных на французском языке, в Лондонской государственной библиотеке — более всего книг об Англии, написанных по-английски, и т.д. Но у нас, при исключительном богатстве и полноте книг о России, написанных на русском языке, существует еще, вдобавок, ни с чем не сравненная коллекция сочинений о нашем отечестве, напечатанных во всех краях света и на всевозможных, бесчисленных, языках.

Рассказать все, сделанное бароном Корфом для нашей Публичной библиотеки, а значит, и для распространения у нас знания и просвещения, изложить историю его трудов, энергических безустанных работ и множество подробностей, обрисовывающих эту светлую и симпатичную историческую личность — значило бы писать целый том. В настоящем кратком очерке я ограничусь только тем, что приведу следующие цифры. В конце 1849 года, в минуту поступления барона Корфа директором библиотеки, в ней находилось около 600 000 печатных томов и немного более 18 000 рукописей. Через 12 лет число их увеличилось на 267 236 печатных томов и 11 485 рукописей. Эти цифры довольно красноречивы без всяких комментариев. Вместе с тем я припомню, как с бароном Корфом тягостно расставалась библиотека, когда в половине 1861 года пришла весть о назначении его главноуправляющим II отделением Собственной его величества канцелярии. Все служащие в библиотеке, находившиеся под начальством барона Корфа в течение 12 лет, давно уже слишком хорошо оценили его и понимали историческое значение всего им предпринятого и совершенного. Они два раза, один раз словесно, другой раз письменно, обратились к нему с просьбою не оставлять библиотеки, от управления которой он думал сам отказаться, ввиду многотрудности нового своего назначения, и умоляли его оставить за собою хотя главный общий надзор за дальнейшею деятельностью библиотеки, даже при назначении, по его собственному указанию, нового главы библиотеки (тогда еще не назначенного). Барон Корф отвечал выражением искренней, горячей благодарности бывшим своим сослуживцам, но прибавил, что честное убеждение говорит ему, что невозможно для него соединить с новым назначением добросовестное и успешное исполнение прежних обязанностей; «Но, — прибавлял он, — никогда, пока продлится мое существование, не забуду я тех прекрасных дней, когда мы, соединенными силами, мирно, дружно, один другого поддерживая и одушевляя, работали на пользу науки, следственно, на высшую пользу нашей России. Благодарю вас, почтенные мои сотрудники, за эти незабвенные дни, благодарю из глубины души».