Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов - [17]
Художник Фрэнсис Бэкон тоже непродолжительное время жил в Берлине в 1927 г. Тогда Бэкону было всего семнадцать лет, и в столицу Германии его привез один из друзей отца, чтобы сделать из него мужчину. Вот что художник спустя сорок лет вспоминал о полученном опыте: «Возможно, Берлин был для меня слишком жестоким городом. Я приехал из Ирландии, которая была жестока в военном плане, в Берлине же я ощутил эмоциональное насилие». Наибольшее впечатление на семнадцатилетнего Бэкона произвела не «очень бурная и захватывающая ночная жизнь», а завтраки в отеле «Адлон», которые «подвозили на замечательных тележках, украшенных по четырем углам огромными лебедиными шеями»[133].
Несмотря на сексуальную свободу и расцвет авангарда в Берлине, золотая молодежь считала этот город (да и самих немцев) некрасивым. Очень часто в записках иностранцев встречаются комментарии о непривлекательном внешнем виде «фрицев». Карикатурное изображение немцев с толстой шеей и выпученными глазами казалось многим путешественникам достаточно близким к истине. Вот что писал один из туристов, вернувшийся из Рейнской области: «Немцы едят слишком много мяса и в течение дня пьют огромное количество чая с очень калорийными пирожными. Здоровье нации значительно бы улучшилось, если бы немцы стали есть два раза в день без дополнительных перекусов»[134]. Даже лорд Д’Абернон, который очень положительно относился к немцам, в какой-то момент, потеряв дипломатический такт, спросил на одной вечеринке: «Почему у немцев три двойных подбородка на затылке?»[135] Эмили Поллард, племянница Джона Гарленда Полларда, губернатора американского штата Виргиния, удивлялась: «Они совершенно безразмерные!»[136] Отталкивающий внешний вид немцев раздражал Спенсера, особенно когда ему приходилось передвигаться на поезде:
«Меня настолько раздражает вид пассажиров, что мне становится дурно, я потею, у меня начинает болеть живот, чувствую себя грязным и взбешенным каждую минуту поездки. Я покидаю поезд в состоянии нервного истощения и не могу забыть страшные картины: толстые, бритые (как у младенцев) головы немцев – представителей среднего класса, и веселые, улыбающиеся и банальные немецкие девушки, от застенчивости которых во мне пробуждается подавленное садистское чувство неприязни к уродливым женщинам и в особенности к женщинам-обманщицам»[137].
Поэт и критик Брайан Говард (который чаще всего был или пьян, или чем-то сильно недоволен) писал в октябре 1927 г. своему другу из гостиницы для паломников «Приют берлинцев»: «Я очень одинок и нахожусь в депрессии. Ненавижу Берлин так сильно, что очень скоро вернусь домой. Все невообразимо омерзительно и очень, очень скверно… Не знаю, что где здесь находится, денег нет, и отель ужасный. Когда я приехал, здесь пели псалмы. Никто не разговаривает, и то, что я курю, считают грубым нарушением правил. Улица Унтер-ден-Линден омерзительна. Очень шумно, пошло, многолюдно, и все коммерциализировано. Автобусы мчатся с убийственной скоростью 50 миль в час… С точки зрения психолога гомосексуальная жизнь Берлина фантастическая, но очень тоскливая с точки зрения человека. Боже, как мне одиноко»[138].
Пару лет спустя американский писатель и композитор Пол Боулз (который в книге Ишервуда «Прощай, Берлин» фигурирует под именем Сэлли Боулз) писал: «Я пришел к мнению, что Берлин – это самое неинтересное место, которое мне довелось увидеть. Это синоним глупости. Буду вполне счастлив, если больше никогда не увижу этот город… сложно избавиться от тяжелой руки, угрожающе нависшей над тобой. Берлин – некрасивый город»[139].
Иностранцы находили уродливым не только Берлин. Эдди Сэквилл-Уэст называл виллу, на которой он жил, «большой, непродуманно построенной и ужасной, ужасной». Семья, владевшая виллой, относилась к англичанину очень хорошо, и он даже начинал чувствовать себя «вполне счастливым». Но Эдди раздражал сын супружеской пары, который «каждый раз хлопал в ладоши, когда входил в комнату»: «Это сводит меня с ума. К тому же он такой прыщавый и некрасивый».
Хотя англичане, такие как Сэквилл-Уэст, считали, что, сбежав в Германию, они порвали со своей классовой принадлежностью, на самом деле (за исключением Ишервуда и Одена) они не смогли избавиться от чувства собственного культурного превосходства. Единственный сын лорда и леди Редесдейл Том Митфорд, который страстно любил все немецкое, писал из Австрии своему кузену Рэндольфу Черчиллю о преимуществах общения за границей с людьми «своего круга»: «(…) потому что я знаю, как порой ужасно жить в непосредственной близости от семьи со средним достатком, какой бы приятной эта семья ни была»[140]. Сэквилл-Уэст заявлял: «Как же мало мне на самом деле нравятся любые иностранцы по сравнению с англичанами!»[141] Гарольд Никольсон, работавший то время в британском посольстве, прочитал в Берлинском университете лекцию, о которой жена британского посла леди Рамболд отозвалась так:
«Вчера он на английском прочитал очень увлекательную лекцию в университете, в которой сравнивал характер немцев и англичан. Это была наполовину серьезная, а наполовину шуточная лекция, и я думаю, она поставила студентов в затруднительное положение, потому что они не вполне поняли, как ко всему этому относиться. Нам же лекция показалась восхитительной. Гарольд так верно описал характерную особенность англичанина, а именно удивительную застенчивость, которую не встретишь ни у какой другой нации. Англичанин инстинктивно защищает свою чувствительность путем создания своего рода оболочки из определенных манер и особого поведения. Иногда даже может показаться, что он демонстрирует иностранцам свое превосходство, но на самом деле англичанин просто пытается скрыть собственную застенчивость. Гарольд говорит, что англичане и немцы никогда не поймут друг друга»
