Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 - [167]

Шрифт
Интервал

III

Работы комиссии по управлению государственными имуществами первоначально происходили в IV Отделении собственной его величества канцелярии, и первое присутствие открыл сам Киселев. Пробыв с нами от восьми часов утра до четырех пополудни, он прочел нам в этот день историю учреждений управления казенными крестьянами в России с самого начала и до настоящего времени. Это изложение было составлено начальником отделения, статским советником Клоковым[575] и заключало в себе более 600 писаных листов. Государь в Москве, возвращаясь с Кавказа, имел терпение прочесть этот фолиант от доски до доски, и, как рассказывал нам Киселев, прибыв к государю часу в десятом, он застал его уже при последних страницах. Государь сказал ему:

– Смотри, с четвертого часа за твоим делом: все прочел! – Потом тем же Клоковым читаемы были нам ежедневно, от восьми до трех часов, справки нового положения, и каждый пункт оного обсуждался присутствующими в самых резких и, можно сказать, даже предосудительных выражениях, так что меня удивляло терпение г. Клокова!..

В перерыве одного из заседаний Киселев рассказывал мне, что, когда в прошлом году по докладу его государь подписал указ о том, чтобы раздачу аренд приостановить на пять лет, в тот же самый день государь по докладу Канкрина подписал другой указ о назначении мне аренды. Киселев спросил его, какого указа держаться. Государь же ответил:

– Сам рассуди! – И Киселев поддержал мою выгоду: я получил аренду.

IV

В этот же приезд мой в Петербург я часто виделся с моим двоюродным братом, Алексеем Михайловичем Гедеоновым, директором императорских театров.

Гедеонов рассказывал мне, что когда до Петербурга дошли слухи о волнении удельных крестьян в Симбирской губернии, то князь Волконский, увидевшись с ним, сказал:

– Ну, хорош же твой хваленый братец! Какую кутерьму наделал!

Гедеонов полагал, что я, наверно, пропал и буду смещен с должности губернатора. Но на другой день Блудов и Бенкендорф совершенно его успокоили, объявив, что государь, прочтя донесете мое, выразился:

– Молодец! Он все устроит!

Гедеонов же, вернувшись из дворца, рассказал мне однажды:

– О тебе был сейчас разговор у государя. Он изволил отозваться: “Вот у меня так губернатор! Но только его надо каждый день обливать холодной водой! Горяч до неимоверности!”

V

Для представления государю я был в штабе у графа Чернышева, и он приказал при мне сделать об этом докладную записку, а на другой день я получил от него письмо, что «государь император, не имея теперь свободного времени, меня принять для представления ему не может, а когда улучит свободное время, то даст знать о том прямо от себя».

Накануне нового года поутру, в десять часов, приехал ко мне прямо от государя фельдъегерь и словесно объявил мне, что «государь просит меня пожаловать к нему в 12 часов утра в Аничков дворец». Когда я приехал туда, то нашел уже других губернаторов, а именно: курского – Муравьева, смоленского – князя Трубецкого, волынского – Попова[576] и костромского – Приклонского.[577] Тут же я увидел статс-секретаря Лонгинова, который со всей любезностью упрекал меня за то, что я до сих пор у него не был и грозился со мной рассориться за это. Мы прождали до двух часов. В это время прибыл еще генерал-губернатор Эссен, митрополит Серафим[578] и все почетнейшее духовенство из Троицко-Сергиевской лавры и Невского монастыря. При этом случае узнал я впервые об обыкновении наших монархов принимать поздравление с Новым годом и молитвы на сей день от духовенства не в самый день, то есть 1 января, а накануне.

Вышел камердинер его величества и, обратясь к нам, губернаторам, сказал:

– Государь просит извинить, что сегодня он не может принять господ губернаторов. Очень сожалеет, что отнял у них время, которое, конечно, они могли бы употребить с бо́льшей пользой. Но в оправдание свое он берет их же в свидетели, насколько он занят, и просит пожаловать к нему в воскресенье, 2-го числа, во время обедни, и после оной он их первых к себе допустит.

В Новый год на Эрмитажной половине Зимнего дворца я имел счастье на общем представлении облобызать руку императрице, которая по докладе ей моего имени изволила сказать:

– Вы недавно в Витебске, а прежде были в Симбирске.

Тут же я встретил приятное себе напоминание по Симбирску, а именно бывшего до меня губернатора Загряжского, который уже приезжал ко мне и, не застав меня дома, просил доложить о его ко мне приезде, с пояснением, что билета он мне не оставляет, ибо приезжал ко мне не с визитом, а с благодарением.

Затем тут же я встретил симбирского губернского предводителя дворянства Бестужева и жандармского окружного генерала графа Апраксина,[579] которого я в Симбирске ни разу не видел, ибо он жил в Казани и оттуда заведовал своей частью по Симбирску. Вот слова Апраксина:

– Завидую, ваше превосходительство, славе вашей по Симбирску! У меня сыновей нет – одна дочь, а потому могу иметь желание, чтобы хоть один внук мой был столько счастлив своей репутацией, сколько досталось на долю вашу в Симбирске! Там нет ни одного лица, которое не вспомнило бы о вас без сокрушения!.. Преемник ваш не по вас пошел!


Рекомендуем почитать
Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.


Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.


Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.