Записки гробокопателя - [38]

— Ага, — виновато сказал Изя, встал, чтобы проводить Юрку, но перехватил взгляд Людмилы Леонидовны и остановился. Тем более что Юрка жестом показал ему: не надо.

Габи шла быстрым шагом по дорожке. Юрка догнал ее.

— Не беги — упадешь!

— Теперь я хочу смотреть, как ты живешь! — вскинулась Габи. — Сейчас!

— Ну… — с усмешкой протянул Юрка. — Поедем. Только у меня не прибрано. Эх… Жалко, пожрать не поели.

— Твои чувства низки! Что ты думаешь все время жрать! — И вдруг, неожиданно прильнув к Юрке, она замерла. Постояла так несколько секунд.

Юрка, не зная, что делать, погладил ее по чуткой тонкой спине, по голове… Затем она так же резко оттолкнула его.

— Я хочу, что мы наконец уже едем.

В поезде Габи укачало, и она заснула на плече у Юрки. Было очень приятно чувствовать совсем рядом ее душистую легкую голову. На виске под загорелой отполированной кожей пульсировала голубая жилка.

5

Ну ладно, ладно тебе! — Михаил Васильевич заслонился от Коти, кинувшегося ему на грудь. — Не кормил небось? Я ему кашки овсяной приготовил из костей. Хрипуха твоя звонила. Я говорю, на дачу выехал… Еще тещенька. Справлялась, как живешь, что кушаешь? Наведаться обещала. И меня одним разом полечит. Свет включи.

Юрка нашарил выключатель, но лампочка перегорела. Юрка открыл дверь в комнату, включил свет. Тут только Михаил Васильевич углядел Габи. И несколько опешил. Потому что наговорил лишнего, а одет был недостаточно: под распахнутым тулупом синие китайские подштанники и такая же рубаха навыпуск.

Михаил Васильевич попятился, пытаясь запахнуться; на груди тулуп сошелся, а на животе не получалось.

— Прошу пардону, не приодет, не думал, что… барышня.

— Это не главное, — Габи улыбнулась, подошла к старику поближе. Здравствуйте. Я есть Габриэль. Из ГДР.

— Как, как?

Габи повторила свое имя.

— А-а-а, так это вы утром-то звонили? А я думал, кто ж так рано… Все больше к вечеру названивают…

— Ну, ладно, Михаил Васильевич, — перебил соседа Юрка.

— Так, так… — переводя взгляд с Юрки на Габи, забормотал Михаил Васильевич. — На отдых к нам или по службе?

— Журналистка она, — сказал Юрка, затягивая Габи в комнату. — В командировке.

Юркина комната неожиданно понравилась Габи. Понравилось, что квадратная, что с маленьким балкончиком на проспект Мира, который сегодня, к концу воскресенья, был тихий.

Из сыра и черствого хлеба Габи мгновенно приготовила в духовке вкусные крекеры. В сумочке у нее нашлись пакетики растворимого кофе. Она накрыла на журнальном столике и включила телевизор.

— Садись! — сказал Юрка и потянул ее на тахту.

Не глядя на него, Габи медленно приблизилась к стене.

— О, о!.. Вас ис дас?

На стене на видном месте зеленым фломастером было написано: «Я тебя очень, очень, очень люблю!»

— Кри-пу-ха?! Шшайсе! — прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.

Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.

— Не сверкай очами, Габи, — пропел Юрка и погладил ее по голове. — Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так… наскальные надписи. Давай лучше покушаем.

— А старик? — Габи кивнула на дверь.

— Можно позвать. Михаил Васильевич!

На крик в комнату ворвался Котя.

— Найн! — Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду. — На-айн, майн клинер!

В открытую дверь постучал сосед.

Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.

— Наливочка вот, — он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика. — Дружок у меня сам изготавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.

— Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.

— Я тоже на память страдаю, — покивал ей старик и сказал сурово: — Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.

Юрка увел Котю в ванную.

— Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь… Михаил Васильевич развел руками. — Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?

— Мартин.

— Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет — ноги грызет. Ноги-то побитые.

— Уходите уже? — сказал Юрка, пропуская соседа в дверь.

— Башмак надо кончить, завтра на сельхозвыставку намереваюсь.

Сосед ушел. Габи выключила телевизор. Скинула туфли, сразу стала маленькая.

— И чего ты на каблучищах маешься? — удивился Юрка.

— Ты есть причина, что я себя заставляю мучить мои ноги. У меня ноги короткие!

— Отрастут, какие еще твои годы… — пробормотал Юрка, ловя себя на том, что говорит словами Роста. — А хочешь, положи их повыше, Вита всегда так делает.

— Вита? Майн гот!.. Я знала!.. Я говорила!..

— Габинька… — Юрка подошел к ней и обнял за плечи. — Ну, что ты! Это же Вита.

— Устала… Было так много окружающих… Скажи еще: почему Рост так странно одетый? — Она достала круглую красную жестяночку с вьетнамским бальзамом и помазала себе виски. — Он хиппи?

— Ну, ты даешь!.. У него две дочери! Взрослые! В институте учатся. Две-е. Цвай!

— Не говори со мной, как с дуркой, я тебе дам один шаг в зад! Я умею!..

— Ты меня лучше шпагой заколи. Только она гнется. На! — Юрка достал из шкафа старинную шпагу с потемневшим лезвием. — Рост подарил. Он на ней шашлыки жарил.