Записки графа Федора Петровича Толстого - [63]

Граф Гурьев, как говорят, сделался министром финансов за введение в счетные шнуровые книги Кабинета его величества, которого он был директором, различных цветов линеек — голубых, красных, синих, зеленых, розовых, малиновых. Насколько эти стольких красивых цветов линейки облегчают счетоводство шнуровых книг, знают бухгалтеры, но с наружного виду эти книги сделались гораздо красивее, а как у нас чрезвычайно высоко ценится наружность, то Гурьев по представлении этих книг был пожалован графом.

Спустя очень короткое время после моего определения в Монетный департамент министерство финансов нашло необходимым заменить существующую теперь медную разменную монету новою[538]. Утвержденный государем проект новой системы медной разменной монеты был немедленно публикован с назначением времени размена этих монет.

Господину министру не прищло в голову заранее, до докладу его величеству, осведомиться, может ли Екатеринбургский монетный двор, где всегда чеканится мелкая медная монета, к назначенному времени размена старой монеты [на] новую заготовить такое количество ее, чтоб не задерживать размена. А теперь, когда уже объявлено о введении в России новой мелкой медной монеты, оказывается, что Екатеринбургский монетный двор в теперешнем его составе никак не в состоянии к назначенному времени изготовить полное количество новой медной монеты, необходимое для размена. Почему министр для поправления этой важной ошибки, могущей поставить в самое затруднительное положение размен старой монеты на новую, и чтобы ускорить заготовку новой, приказал резчикам передела золотой и серебряной монеты[539], заготовляющейся здесь на Монетном дворе, оставя на время свое дело, заняться приготовлением матошников и штемпелей для грошей[540].

Но как этого пособия оказывается недостаточно, то мы, медальеры, не имеющие никаких сношений с монетными переделами, видя затруднительное положение Монетного двора, предложили и свои труды на резьбу матошников и штемпелей для грошей. И поэтому я нониче с семи часов утра до восьми часов вечера с другими медальерами провожу время в крепости, где находится Монетный двор, за резьбою матошников и штемпелей, которых каждый из нас в день приготовляет по восьми штук. Благодаря благоразумным распоряжениям министра с переменою медной монеты, которому не было времени думать об этой финансовой операции, будучи озабочен потреблением знаменитой его каши со своими вельможными приятелями, производство заказанной мне Виленским университетом медали в честь графа Чатского[541], попечителя этого университета, не может быть мною начато прежде полутора месяцев, к которому времени работа моя в крепости должна, наверное, кончиться.

Когда я вступил на службу в Монетный департамент, я застал, что резьба штемпелей для отбивки медалей в металле производится таким способом, как за сотни лет [до того делалось] медальерами без малейшего художественного образования, по рисункам, по большей части, весьма плохо сочиненным и нарисованным, присылаемым в Монетный департамент для изготовления штемпелей медалей от разных правительственных мест, учреждений и заведений, для раздачи медалей в награду отличающимся по наукам и мастерствам или в почет и память полезных изобретений, открытий и вообще действий, долженствующих быть переданными позднейшему потомству.

Все медали, произведенные у нас с тех пор, как они появились в России до начала царствования Александра Павловича, несут на себе отпечаток самого дурного стиля и вкуса, существовавшего во Франции и всей Европе во время Людвига XIV и его преемников. Во Франции продолжались медали так до первой французской революции, во время консульства[542] которой в Париже впервые появились медали, хорошо сочиненные и художественно исполненные, с основательным знанием археологии, вычеканенные на победы, одержанные Бонапартом в Египте[543]. Они составлены и исполнены были особою комиссиею, тогда существовавшею для сего в Париже, — комиссиею под начальством господина Денона, генерал-инспектора Парижского музеума[544]. Тогда как у нас до этих пор сочиняются и приводятся на прежний лад с тем же самым понятием о художестве и совершенным неумением рисовать.

Все медали, выбитые до царствования Александра Павловича на Монетном дворе, как на разные случаи, так и в честь вельмож и военачальников, приносивших пользу и славу отечеству, также и отличившихся ученых, сановников, учредивших корпуса, училища благородных девиц при Смольном монастыре и другие подобные заведения, исполнены старинными медальерами с самым плохим понятием об изящных искусствах, не зная даже правильности форм ни человека, ни животных, а еще менее того — архитектуры и перспективы, не исключая и штемпелей, резанных главным медальером Леберехтом. Все эти медали вкуса времен Людовика XIV-го наполнены бестолковыми аллегориями из мифологических богов в карикатурных фантастических костюмах, каких наряжали в то время в театрах, зверями, птицами, породы которых не разберешь, уродливыми пирамидами с вензелями, портретами, на них висящими, увенчанными гирляндами из цветов, лавров и дубовых листьев, также уродливыми, ни на что не похожими храмиками, [так] же украшенными гирляндами, пылающими жертвенниками, колоннами и тому подобными. И все это изображено без всякого вкусу, неверно с натурою и без всякого понятия о художестве. И между всеми этими аллегориями из мифологических богов, людей, животных, зданий и разных вещей, без всякого толку и вкусу на медалях наставленных, во всех медалях по земле и воздуху по всем направлениям снуют по нескольку преуродливых купидончиков, одни — с гирляндами, другие — с венками, факелами, стрелами и даже с пылающими сердцами, [