Записки графа Федора Петровича Толстого - [6]
В 1825 г. Толстого назначают преподавателем медальерного класса. Он стремится передать ученикам свое, реформаторское для того времени, представление о любимом деле. «Преподавание медальерного искусства отец вполне создал у нас в Академии: из дела чисто ремесленного — создал искусство», — писала Е. Ф. Юнге[50].
Уже через три года он — вице-президент Академии художеств. Более тридцати лет Толстой фактически руководит ее работой, не оставляя творческих занятий.
В 1836–1839 гг. он выполняет серию медалей в память русско-турецкой и русско-персидской войн 1826–1829 гг. Это был официальный заказ Николая I: он лично определял все темы медалей, утверждал каждый эскиз, внося при этом собственноручные поправки. Все это не могло не сказаться на художественном уровне этой серии, некоторые медали которой можно упрекнуть в статичности и композиционном однообразии. Однако лучшие медали вполне сравнимы по художественным достоинствам с медальонами на темы Отечественной войны 1812 г., а всю серию отличает ясность выражения мысли, изящество силуэтов и виртуозная техника. В эти же годы он работает над проектами целого ряда медалей (в награду за успехи в земледелии, садоводстве, геодезии; в честь русских архитекторов В. В. Растрелли, А. Ф. Кокоринова, Д. Кваренги, И. Е. Старова; на воссоединение униатов с православной церковью и др.), которые не были осуществлены.
В 1842 г. за вклад в развитие медальерного искусства российская Академия художеств утверждает его в звании профессора медальерного класса.
К работе над следующими медалями Толстой обращается лишь в 1850-х годах после длительного перерыва, заполненного напряженной работой в других видах искусства. Он выполняет медали в честь постройки в Петербурге Благовещенского моста, на кончину президента Академии художеств принца М. Лейхтенбергского и в 1861 г. — на отмену крепостного права. Но сделанные в пору угасания таланта мастера, они лишены многих достоинств его более ранних медалей, их отличает нарочитая условность, помпезность, дробность форм.
В 1841 г. Ф. П. Толстой получил крупный и ответственный заказ — сделать скульптурные украшения на вратах храма Христа Спасителя, строившегося в Москве по проекту К. А. Тона. К этой работе он приступил в 1846 г., по возвращении из первой своей поездки за границу, и завершил ее в 1851 г.
Барельефные изображения на входных вратах составляли единое целое со всем скульптурным убранством храма, программа которого была составлена московским митрополитом Филаретом. Ее воплощали в жизнь А. В. Логановский, П. К. Клодт, Н. А. Рамазанов и Ф. П. Толстой. При этом Толстой как вице-президент Академии художеств должен был, помимо творческих задач, решать массу организационных вопросов: готовить обсуждение проектов на Совете Академии[51], искать мастерские для вернувшихся из-за границы Иванова и Логановского, заниматься проблемами, связанными с формовкой, отливкой и размещением готовых моделей.
Толстому приходилось учитывать замечания и поправки, которые вносили члены на заседаниях Совета, и лишь после общего одобрения он мог приступать к изготовлению форм для отливки скульптур[52].
Всего к 12 вратам храма были выполнены 52 фигуры евангелистов, великомучеников, митрополитов и архиепископов, дни памяти которых совпадали с событиями войны 1812 г. Но эту последнюю и самую большую работу художника постигла трагическая участь: гипсовые модели не дошли до нас, а сами врата погибли вместе со взорванным 5 декабря 1931 г. храмом. Сохранились лишь медные модели центральных наружных врат западного портала, восковые барельефы фигур св. апостолов Петра и Павла и деталь композиции врат северного портала «Богоматерь с младенцем», да многочисленные подготовительные рисунки к этой огромной работе[53].
Видевший всю эту работу целиком знакомый и почитатель таланта Толстого А. Н. Майков отмечал «необыкновенную мягкость лепки, красоту и выражение лиц, благородство и простоту поз и всего сочинения», «поразительную гармонию красоты внешней и красоты духовной»[54]. Это, может быть, самое значительное творение Толстого ныне почти забыто, однако даже малая часть этой гигантской работы, сохранившаяся в запасниках музеев, позволяет специалистам говорить о барельефах Толстого как о «произведениях, удивительных по своей пластической завершенности, детальному анализу форм, позволяющих почувствовать широту творческого диапазона» художника, и причислять его к ряду крупнейших скульпторов середины XIX в.
