Записки графа Федора Петровича Толстого - [24]

Шрифт
Интервал

Приехал я в Ошмяны хотя вовремя, но по пустякам, потому что за несколько часов до моего приезда приехал туда камергер[214] князь Егор Алексеевич Голицын, брат Марии Алексеевны — волонтером[215] в действующую армию против конфедератов. Этот, много что восемнадцатилетний волонтер, был услан по тогдашней моде знатных богатых фамилий воспитываться в Париж по двенадцатому году с гувернером, разумеется, французом, которому в полное распоряжение был отдан 12-летний князь Голицын для морального и научного образования русского князя. Этот мерзавец, как и большая часть того времени гувернеров, дозволял мальчику, не достигшему юношеского возраста, посещать все увеселительные места, которыми наполнен Париж, и пользоваться всеми слишком ранними для такого молодого мальчика, каким был Голицын, забавами и наслаждениями. Зато и возвратился он в Петербург, окончив свое парижское воспитание, совершенно уже отжившим юношею, не умевшим ценить и уважать достоинств ни женщин, ни мужчин, ничего не любивший, всем скучавший, не будучи ничему научен его гувернером, кроме французского языка и манерам, и приемам большого круга; вся его образованность и научность состояла в том, что он знал все любовные проделки и интриги королевы, придворных и всего знатного дворянства при способности во всяком отыскивать какую-нибудь смешную сторону и, увеличивая ее, ловко насмехаться над всеми. А как и у нас в модных, высоких кругах вся образованность только в том и состояла, то Егор Алексеевич, молоденький, недурной собою, обладатель огромнейшего состояния был принят в этих кругах с восторгом. К тому еще, хотя не имея настоящего понятия об изящных искусствах, не умея рисовать, он чертил пером, по большей части чернилами, очень ловко карикатуры, подкрашивая их красками без теней; умел представить в смешной карикатуре всякое лицо, даже очень красивой женщины, удержав так хорошо сходство, что с первого взгляда нельзя было и узнать, что это карикатура; и в этих карикатурах он очень искусно умел выставлять и моральные недостатки, привычки и слабости тех, над которыми смеялся. С двенадцатилетнего возраста, быв полным властелином своих поступков по корыстолюбивым расчетам мерзавца-гувернера, который не только не старался останавливать развертывающиеся страсти своего воспитанника, но, напротив, поощрял его к тому; так что он с 18-ти или 19-ти лет уже отжил и потерял все ощущения наслаждений как физических, так и моральных. Что такое занятие, он не понимал, ничего не любил, всем скучал, потому что все уже ему надоело. Он умер 24 лет от истощения физических и моральных сил. Этот молодой человек погиб от модного воспитания, к которому ему давало средства его богатство. Будь он иначе воспитан и как следует образован, он бы мог быть полезным человеком, будучи от природы неглуп и со способностями, и прожил бы гораздо долее.

Князь Егор Алексеевич [был] прислан волонтером совсем не с тем, чтобы служить волонтером, потому что он ни к какой службе не был способен и служить не мог, а для того, чтобы императрица имела придирку дать покровительствуемому ею молодому камергеру Егорьевский крест четвертой степени, который по положению статута давался волонтерам, сделавшим кампанию против неприятеля и отличившимся на службе усердием и храбростию. Князь Егор Алексеевич Голицын, как и я, не видел неприятеля, потому что во все это время не выезжал из Ошмян. Подобные проделки встречались не раз при Екатерине Алексеевне, и офицеры Псковского полка, когда приехал Голицын, говорили: «Этот молоденький камергер прислан сюда не служить, а за Георгиевским крестом». Они же рассказывали анекдот, всей армии известный, про молодого офицера, господина Обрезкова, покровительствуемого каким-то весьма знатным и сильным при дворе вельможей, присланного волонтером в действующую армию и бывшего прикомандированным к одному конному полку. При первой по его приезде стычке наших войск с конфедератами и завязавшемся довольно горячем деле полковой командир, дав Обрезкову под команду пол-эскадрона, послал его в дело. Обрезков поскакал, но, не доскакав до неприятеля, струсил, поворотил назад и ускакал со своею командою далеко от места сражения и заперся в какой-то дальней корчме. По окончании этого порядочно значительного дела, где конфедераты были совершенно разбиты, вышли награды всем, отличившимся в этом деле, в том числе и волонтер Обрезков получил Егорьевский крест за спасение полуэскадрона, находящегося под его командою. Впоследствии я не раз видел, что над этим смеялся Петр Александрович со своими офицерами и приезжавшими к нам полковыми командирами.

Егор Алексеевич впоследствии, по совершенном уничтожении конфедерации, получил также Егорьевский крест, даваемый за отличную храбрость, не только что никогда не быв ни в каком против неприятеля деле, но совсем не видав ни одного вражеского солдата, даже пленного.

Как ни был я еще молод в то время, но меня чрезвычайно удивляло, как могла императрица Екатерина, [чей] великий ум и мудрость правления, всеми прославляемые даже за границею, могла подобными наградами дозволять и даже сама унижать такой важный и почетный орден по его статуту, как Егорьевский крест, который [она] же и учредила.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.